Но не здесь, в Шотландии, возразила она язвительно.
Боюсь, что это так, ответил он, и хотя это и было правдой, его голос был мягок.
Она расправила плечи, в ее позе чувствовалось напряжение. Она не обратила внимания на его слова и, казалось, забыла о его присутствии. Хоть она и молчала, ее вид выражал явное презрение.
Раздался стук в дверь, предвещавший появление сержанта. Молодой человек согнулся под весом огромной медной ванны.
Где ты это нашел? спросил удивленный Алек.
Майор Седжуик заказал ее в Лондоне, ответил Дональд, опуская ванну на пол. Дно украшала чеканка из цветов и деревьев, из листьев выглядывали весьма скудно одетые нимфы. Майор не прочь внести в свою жизнь немного изящества, заметил Дональд. Любит позабавиться, как видите. Он покраснел и поклонился. Прошу прощения, сэр. Я не хотел проявить неуважение к старшему по званию.
Я ничего не слышал. Алек обменялся лукавым взглядом с сержантом. Ты не спросил, нет ли у него французского мыла? саркастически полюбопытствовал он и подошел к ванне, чтобы получше разглядеть этот медный чан.
Дональд покаянно покачал головой.
Все, что мне удалось раздобыть, это простое солдатское мыло.
Прекрасно! Я уже привык, когда у меня щиплет кожу.
Ты часто принимаешь ванну? спросила Лейтис с неожиданным любопытством.
Этот ритуал я неукоснительно соблюдаю, если провел день в седле, сухо ответил он. К сожалению, я лишен выносливости скоттов, способных скакать верхом с голым задом, сидя днями на жесткой попоне, не замечая ни сыпи, ни запаха.
Лейтис отвернулась, чтобы скрыть внезапную усмешку. Она вспомнила, как не раз заставляла своих братьев чаще окунаться в озеро.
Дональд положил полотенца рядом с ванной и вышел.
Лейтис предпочла бы, чтобы он задержался еще на несколько минут. После его ухода в комнате повисла напряженная, оглушительная тишина.
Она откинула голову, чтобы посмотреть на англичанина. Трепетный свет льстил его внешности, подчеркивая мужественность, особенно выделяя линию подбородка и очертания носа. Это был посланник властей, судьбой предназначенный властвовать над скоттами Гилмура.
Он махнул рукой, приглашая ее приблизиться к ванне.
Предлагаю вам принять ванну первой.
И он поклонился ей, как истинный джентльмен. Она старалась скрыть свой страх, не дать ему почувствовать, как она трепещет.
Я не собираюсь мыться в вашей ванне. И тем более в вашем присутствии, сказала она резко.
Я позволю вам принимать ванну в уединении, мягко пообещал он. Даю слово.
Чего стоит слово англичанина, Мясник? спросила она.
Ты говоришь точно как твой дядя, Лейтис, сказал он резко.
Он шагнул к ней, и она застыла в ожидании. Но он остановился, будто прочел предостережение в ее глазах.
Почему вы, горцы, так упрямы? Климат у вас такой, что ли? Он повел рукой, подняв ее вверх и плавно опустив вниз, будто очертил их горы и долины. Или все дело в тумане? Если в этом забытом Богом месте все время идет дождь, возможно, от этого сыреют и загнивают ваши мозги?
А ты полагаешь, Мясник, что я покорно подчинюсь твоим желаниям? Не на ту напал! Она так крепко сжала руки в кулаки, что костяшки пальцев побелели. Я Лейтис Макрей из Гилмура и не покорюсь желаниям англичанина!
С минуту он пристально смотрел на нее, потом его губы изогнулись
в улыбке. Она по-прежнему хмурилась, но это никак не отразилось на его хорошем настроении.
Очень хорошо, сказал он бесстрастно. Тогда, по крайней мере раздели со мной трапезу. Или ты слишком горда, чтобы есть английскую пищу? спросил он с иронией.
Я не дура, ответила она с раздражением. Пища есть пища. Сомневаюсь, что у нее есть национальность.
Она подошла к столу и остановилась, глядя на еду, принесенную сержантом: толстые ломти ростбифа лежали высокой горкой рядом с миской, полной жирной подливки. Каравай хлеба с хрустящей коркой блестел, смазанный маслом. Пласт сыра с синими прожилками лежал на отдельной тарелке. Его запах распространялся по всей комнате. Посреди стола стояли два глиняных кувшина с элем, их стенки запотели от выступившей влаги.
Уже много месяцев ей не доводилось видеть столько пищи. Здесь было достаточно еды, чтобы досыта накормить троих.
Она села и медленно принялась за еду. Весь последний год она ела не чаще раза в день, и эта трапеза была для нее настоящим пиром.
Полковник невозмутимо раздевался, вешая одежду на гвоздик. Этот Мясник был аккуратным и собранным, но она полагала, что все солдаты такие. Его безразличие к ее присутствию смущало и удивляло ее.
Лейтис посмотрела на него через плечо и встретила его пристальный взгляд. Его пальцы замерли на пуговицах полурасстегнутой рубашки. Лицо было бесстрастным.
Она отвела глаза и снова услышала шуршание его одежды.
Лейтис смотрела на толстую свечу посреди стола, бледную, кремовую, казавшуюся почти прозрачной. Воск плавился и медленно стекал на серебряный подсвечник. Даже эта свеча напоминала о пропасти между ними. Ее дом освещался перекрученными фитилями, вымоченными в расплавленном жире. Они всегда смердели и чадили. Эта свеча пахла чем-то острым и пряным, но запах был приятным и навевал мысли о дальних чудесных странах.