Она не сопротивлялась, ничего не пыталась объяснить, и именно это безразличие распаляло его все больше.
Почему ты не рассказала мне? закричал он, и его услышали даже на кухне Малкольм и Софи, наливавшие по стаканчику бренди, чтобы прийти в себя.
Я не виновата, что он воевал, Маклеод, устало проговорила Джудит. У нее не осталось сил на объяснения, все ушли на борьбу с Беннетом.
А твой зять, Джудит? Тебе не пришло в голову, что такая мелочь может быть очень важна? Какая трогательная семейная встреча! Только мне показалось, ты не очень-то обрадовалась своему родственнику.
Она не желала говорить о Беннете. Ни сейчас, ни потом. Вообще никогда. И все же Маклеод заслуживает, чтобы знать правду, хотя бы частично.
Я не знала, что он в Шотландии.
Ему хотелось накричать на нее, предупредить, что молчание опасно и это не выход. Он ждал ответов, а ее уклончивость только подливала масла в огонь. Он сдерживался из последних сил.
Господи, женщина, да ты хоть понимаешь, что натворила? Имеешь хоть малейшее представление?
Он наступал на Джудит. Она прислонилась к стойке полога и обреченно смотрела ему в лицо широко раскрытыми синими глазами, которые с каждой минутой становились все более темными и блестящими. Он хотел, чтобы она возразила ему хоть что-нибудь, чтобы его ярость получила оправданный выход. Но она лишь склонила голову и опустила плечи, словно защищаясь от грозящего удара.
Бабушкин план растаял как дым, женщина, проговорил Маклеод. Я добивался освобождения не для того, чтобы быть повешенным из-за женщины. Ты сейчас замужем, нравится тебе это или нет, моя дорогая вдовушка. И замужем за мной, своим врагом!
Ты мне не враг, Маклеод, отозвалась Джудит так тихо, что он с трудом разобрал ее слова.
Еще не закончится сегодняшний день, а ты уже будешь так считать, отрезал он.
Маклеод не сдержался и перешел на крик. Он не виноват в этом, его довели! Мало того, что она солгала ему, так она еще, не сопротивляясь, лежала под английским солдатом! Он хотел наказать ее за это, наказать за бесконечное проклятое молчание.
Алисдер не прислушивался к голосу разума, который советовал ему посмотреть на происходящее спокойно и хладнокровно, понять, что говорят глаза Джудит, ее молчание. Он был слишком возбужден, слишком зол. Он знал, что не следовало сжимать ей руки так сильно, притягивать ее так близко к себе. Он чувствовал, как она дрожит, и это только больше бесило его. На него нашло временное умопомрачение.
Впоследствии он не раз упрекал себя несмотря на все веские причины, он обязан был сдержаться и не делать того, что сделал.
Пора тебе стать моей настоящей женой, сказал он, и лицо его перекосилось от гнева, от ревности и от возмущения, как он считал, ее предательством. Одним рывком он сорвал с нее платье, сорвал почти всю одежду.
Джудит стояла, вцепившись руками в стойку полога над кроватью, лицом к стене, обнаженная и охваченная страхом, какого еще не испытывала
мучая, издеваясь и насилуя ее ежедневно. Из ее памяти стали выпадать целые куски времени, по нескольку дней кряду. Ей казалось, что весь этот ужас происходит не с ней, она словно смотрит на происходящее со стороны.
Еще ребенком Джудит любила скатывать бумажный лист трубочкой и через нее смотреть на мир. Расстояние искажалось, предметы казались дальше, чем на самом деле. Точно так же она воспринимала и свою жизнь с Энтони. Отдаленно, словно это была не она, а кто-то другой, словно она тайком проникла в чужую память, чужие воспоминания.
Природа позаботилась о выживании Джудит, укутав плотным облаком тумана те страшные дни. Прежние ужасы возвращались к ней только в ночных кошмарах.
Когда женщины в деревне узнали о ее прошлом, с ней перестали общаться, хотя перед этим они уже почти подружились. Джудит не грубили, ее просто не замечали, причем так упорно, что она сама стала ощущать себя невидимой.
Когда кто-нибудь из деревни навещал Софи, он скользил по Джудит взглядом, словно она не стояла рядом, приветливо улыбаясь. Если ей приходилось по делу покинуть пределы замка, деревня встречала ее таким молчанием, что, казалось, можно услышать шуршание ветра в вересковых зарослях. В прядильне больше никто не прял, будто само присутствие Джудит оскверняло шерсть, которую чесали и пряли. «Глупые женщины. Глупые и упрямые, думала она. Они делают хуже не мне, а себе!»
Джудит считала, что привыкла к неприветливости окружающих, но ледяное молчание женщин клана Маклеода больно отозвалось у нее в сердце и показало, что она еще способна обижаться.
Только Мегги оставалась по-прежнему дружна с ней. И когда Джудит приходила в хлев, встречала ее теплой улыбкой, рассказывая о животных.
Вот и сейчас Джудит рассчитывала, что Мегги поможет ей собрать из-под наседок яйца, которые потребовались Софи. Сама она очень торопилась, опасаясь острых клювов, и часто вытаскивала вместо яиц подложенные под куриц камни.
Камни кладут, чтобы курица сообразила, что надо делать, объясняла Мегги, со смехом возвращая камни на место и вытаскивая яйца.
Да, в Лондоне гораздо проще сходить в лавку и купить их, признала Джудит, улыбаясь, а ведь я фермерская дочь.