- Вы несправедливы к нему, - возразила Клара, - Это превосходный человек и вы знаете его достоинства так же хорошо, как и я.
«Так она его любит, - размышлял Морис. - Она права, потому что Рие во сто раз лучше меня».
Ему показалось, что что-то ясное потемнело у него перед глазами.
«Это мое будущее, это мое счастье».
Он произнес громче обыкновенного и очень сухо:
- Прекрасно! Раз он вам так нравится, Клара, надо выйти за него замуж, вот и все.
Он тотчас же пожалел о своей резкости: слезы затуманили глаза молодой девушки. Она прошептала:
- Как вы не добры ко мне! Значит, я напрасно искала вашего совета?
- Простите, - сказал Морис и, взяв ее руку, удержал ее в своих руках. - Продолжайте. Я больше ничего не скажу.
Клара продолжала:
- Вот что случилось С тех пор, как я вернулась, г-н де Рие относится ко мне очень дружелюбно. Он охотно разговаривал со мною и никогда не говорил банальностей. Он спрашивал меня о моих идеях, о моих религиозных верованиях, о моих планах в будущем. Он рассказывал мне, как товарищу, о своих мечтах основать рабочее товарищество, о своих политических предприятиях. Никогда, никогда в его фразах я не подмечала ничего, кроме простой дружбы
- И что же?
- Только вот вчера Он пришел поздно вечером Г-жа Сюржер разговаривала с моим отцом. Он, как и всегда, сел около меня.
- И сказал вам, что любит вас?
Клара покраснела.
- Он сказал мне, что если б я согласилась, он почел бы за счастье на мне жениться Уверяю вас, я не знала, что ответить; я хорошо видела, что если бы я прямо отказала, то этим я бы его очень огорчила. Я сказала: «Я предпочла бы, чтобы вы обратились к г-же Сюржер или к папа». Он мне ответил: «Нет, я хочу прежде вашего согласия. Я даже прошу вас искренно обдумать это прежде, чем советоваться с теми, которые имеют на вас права. Подумайте не спеша, я вас нисколько не тороплю. Через несколько
дней я уезжаю в Бретань и останусь там полтора месяца, во время которых буду подготовляться к земскому собранию, - значит у вас довольно времени для размышления. Если, когда я вернусь, вы согласитесь на мою просьбу, то я поговорю с вашим отцом». Я спросила его: «Могу я сказать об этом Морису?» Он с минуту колебался, а потом ответил: «Да. Поговорите с Морисом, это даже лучше».
В то время, как Клара своим странным голосом произносила эти слова, Морис чувствовал, как дрожь беспокойства и безнадежности проникала в его мозг и леденила его члены
Ну, вот, все кончено бесповоротно, его жизнь омрачалась.
Он долго, не говоря ни слова, глядел на Клару; ему казалось, что он никогда еще не видел эти черные глаза, эти черные волосы, эти крупные пунцовые губы, необыкновенную белизну этого лица. Он как будто только сейчас узнал ее и в то же время он сознавал, что он как-то невольно, смутно, сам того не понимая, любит ее, что он всегда считал ее своею, хоть и покорился тому, что никогда не будет ею обладать.
«В этой девочке, с сердцем которой я когда-то играл, - думал он, - именно и заключалось мое счастье. Что мне останется, когда она уедет?
Он забывал Жюли, бедную, верную Жюли; он видел себя одиноким в будущем.
- Что же вы мне посоветуете? - спросила Клара.
Он не сумел подметить, что голос молодой девушки прервался от волнения. Чувство оскорбленного самолюбия подсказало ему холодные, равнодушные слова.
- Вы правы, дорогой друг мой. Рие высокой души человек, с верным сердцем Вы должны мне простить то, что я раньше высказал о нем. Меня немножко огорчила мысль, что вы нас покинете я немножко рассердился на того, кто отнимет вас у нас. Но, откровенно говоря, вы не найдете лучшего мужа.
Он говорил это и сам думал:
«Останьтесь, не располагайте вашей жизнью Не делайте бесповоротного шага; верьте хоть немного в будущее!»
И Клара понимала, что такова была его мысль, что все эти слова произносили только губы. И, несмотря на их общий взгляд на жизнь, они не хотели словами выдать своей тайны.
- Это все, чего вы от меня желали? - спросил, наконец, Морис холодным, почти высокомерным тоном.
Она ответила:
- Да.
Она видела, что он страдает; она сама страдала и ей стало жаль его. Ей хотелось еще раз приласкать это тревожное сердце, дать ему время оправиться.
Она указала ему на рояль.
- Хотите? произнесла она.
Морис горько улыбнулся.
- Что б вы сыграли мне знаменитую сонату? Прощание, не правда ли? Нет. Благодарю вас Я не расположен слушать ее в эту минуту. До свидания!
Она видела, как он ушел, не протянув ей даже руки, как он ни разу не обернулся, дойдя до самой двери, которую он тихо притворил. Когда он совсем ушел, она подошла к табурету и машинально опустилась на него. Несколько времени она так размышляла. Потом, облокотившись на закрытый рояль, она залилась слезами. В ней не было больше ни смелости, ни силы воли. Она страдала и душой, и телом; даже физические силы покинули ее. Она чувствовала, что с этими слезами как бы вытекала ее жизнь.
Перед отелем стоял фиакр, в котором Морис приехал из дому. Он машинально сел в него, не сказав адреса.
- На улицу Сhambiges, барин? - спросил кучер.
На улицу Сhambiges! Увидеть Жюли, которая, быть может, ждет его в эту минуту! Нет, на этот раз испытание было слишком жестоко, у него не хватило бы больше силы прижаться головой к груди своего друга. Он не выдержал бы вопрошающего взгляда ее глаз