У порога, переминаясь с лапы на лапу, маялся страус, некрупный и такой лохматый, словно его только что протащили за хвост сквозь ржавую трубу. Судя по всему, перекидываться птица не собиралась. Да Оддбэлл и так прекрасно узнал Сент-Джерри, курьера семьи Тёрнеров, известных по всей округе своей экстравагантностью, а также любовью к празднествам и вечеринкам. Зачем им понадобилось отправлять посыльного к Оддбэллу-чудаку, да ещё ранним утром, оставалось только гадать. Оддбэлл удивлённо уставился на него, ожидая пояснений. При виде оборотня курьер шагнул навстречу, гордо и высоко подняв голову. На длинной клочкастой шее страуса висела короткая бронзовая туба. Ясно. Письменное послание. Оддбэлл протянул руку, отвинтил крышечку и вытащил из тубы трубочку плотной рыжеватой бумаги. Развернул. Свиток расправился, оттягиваемый толстой сургучной печатью с вензелем Тёрнеров. На тронутом следами огня и дыма листе змеились вычурные строчки староязычной вязи. Позёры, нельзя вот было нормальным языком написать! Разбирай теперь этот лингвистический ребус...
Пока Оддбэлл рассматривал тщательно задекорированный под старину свиток, страуса след простыл. О его недавнем визите могло напомнить лишь маленькое облачко пыли над дорогой, да и оно вскоре улеглось, осев на траву обочины.
Даже не позавтракав, Оддбэлл отправился в книгохранилище. Разложив свиток на столике из чёрного дерева, оборотень вытащил с полки на ближнем правом стеллаже толстый фолиант, устроил его в подставке рядом со столиком, полистал, отыскивая нужную страницу, и принялся за перевод. Кое-что он помнил и так, кое-что подсказала книга, и через полчаса оборотень прочитал следующее: "Сэру Сэмюэлю Вудду , учёному. ("Ишь, ты! То просто серьёзного обращения не дождёшься, всё хи-хи да ха-ха, а тут вдруг -"Сэмюэлю", "Учёному"! Ну-ну...") Довожу до Вашего сведения, что ** числа ** месяца сего года в Тёрнерхаузе будет иметь место популярно-схоластическое собрание, кое продлится с полудня до самого вечера. На собрании будут обсуждены темы превращения высоких энергий при метаморфозе, а также вопрос теоретической возможности сохранения квинтэссенции полёта при переходе из птицеформы в форму человеческую. О теории механики, эмпирики, энергетики и этики таковой возможности выскажутся магистр теософии лорд Джарред Кингстрем, алхимик сэр Джонатан Дитрих, парафизик сэр Тобиас Гриввс и философ сэр Эффроим Гройзман. ("Ну ка-ааанешно, вот уж без этой затычки ни одна самая худая бочка не обойдётся!"). Ввиду собрания столь блистательного круга нетривиальных умов и светлейших талантов, ("Пф-фф! Бездари, недоучки и неудачники!!!"), я, лорд Гриффин Тёрнер, ("О как! Он уже себя в лорды произвёл! Помнится, три года назад именоваться кем-то выше сэра наглости ещё не хватало!"), имею честь пригласить Вас, сэр Оддбэлл, украсить своим присутствием наше скромное общество, блеснуть эрудицией и продемонстрировать собравшимся остроту своего ума в дружеских схоластических турнирах. В программе вечера Вас также ожидают выступления известных труворов, сценическая миниатюра бродячей труппы Зосима Киммерфельда и потрясающий иллюзион Сэймура Шер-Тхакура. В перерывах будут предложены обильные угощения и экзотические напитки. Милости просим в Тёрнерхауз. Уверен: Вам не придётся скучать."
"САМОуверен!
Позёр. Ладно... Киммерфельд, Сэймур - по крайней мере, хоть знакомые лица будут", - подумал Оддбэлл, закрыл фолиант, поставил его на место, подхватил свиток и покинул книгохранилище, намереваясь всё же позавтракать и приступать к сборам: ведь означенная в свитке дата наступала не далее как завтра.
**
По дороге к бальным залам Эмилия с риском измять платье крутилась в ландо, выглядывая в окошко, занавешенное шторкой полупрозрачного серебристого газа, до тех пор, пока Луиза не шикнула на нее, призвав к сдержанности. Только тогда девушка приняла чинную позу, сложив руки на коленях, хотя не перестала ждать прибытия. И вот огни Ринс-холла россыпью топазов показались из-за поворота, Эмилия ахнула и, сразу забыв про мнущиеся юбки, приникла к окну. Высоченные липы у ворот переливались сотнями крошечных фонариков, в широко распахнутые створки ежеминутно въезжали кареты и фаэтоны, влекомые холеными лошадьми. Их силуэты скрадывались по краям янтарным светом, и от этого рысаки приобретали особую тонконогость и воздушность. Высокие окна длинного, тонущего в темноте здания призывно светились, и в них мелькали таинственные силуэты. Эмилия как завороженная смотрела на приближающийся почти дворец, ландо плыло по грунтовой дороге на мягких рессорах и копыта серого коня беззвучно ступали в пыли.
Мимо проплыли створки ворот.
Все навалилось сразу: цокот подков по брусчатке, стук колес, восторженные приветственные возгласы множества здоровающихся людей, обрывки музыкальных фраз, разных с разных сторон, пофыркивание лошадей Ландо остановилось у крыльца, открылась дверь, и сильные руки отца извлекли замешкавшуюся Эмилию из укрытия, на миг показавшегося очень и очень желанным.
- Не робей, красавица, ты очаровательна. И эта ночь твоя, - Генри подмигнул дочери и под локоть повел ее в зал.