А у Сабины-то голова волчицы.
Павлинья голова подошла бы ей больше. Видел ты ее вчера, когда она ехала в Цезареум?
К несчастью, вскричал первый, но тотчас же замолчал; как раз за своей спиной он увидел римского ликтора , который нес на левом плече «fasces», пучок из вязовых прутьев, красиво обвитый шнурками; в правой руке он держал палку, которой разгонял толпу, чтобы очистить место для колесницы своего начальника, императорского префекта Титиана, медленно следовавшей за ликтором.
Услыхав неосторожные слова гражданина, сановник сказал, обращаясь к стоявшему возле него мужчине, быстрым движением поправляя складки своей тоги:
Чудной
народ! Я не могу на него сердиться, но охотнее прокатился бы отсюда до Канопа верхом на ноже, чем на языке александрийца.
Слышал ты, что сказал только что вон тот толстяк насчет Вера?
Ликтор хотел схватить его, но с ними ничего нельзя сделать строгостью. Если бы с них взыскивать по сестерцию за каждое ядовитое слово, то, уверяю тебя, Понтий, город обеднел бы, а наша казна сделалась бы богаче сокровищницы древнего Гигеса Сардийского .
Пусть они остаются богатыми, вскричал Понтий, главный архитектор города, мужчина лет тридцати, с живыми глазами навыкате, и продолжал густым басом, крепко сжимая свиток, который он держал в руке: Они умеют работать, а ведь пот солон. При работе они понукают, а во время отдыха кусают друг друга, как норовистые кони, впряженные в одно дышло. Волк красивый зверь; но вырви у него зубы и он превратится в скверную собаку.
Ты читаешь в моей душе! вскричал префект. Но вот мы приехали. Вечные боги, я не предполагал, чтобы здание было в таком дурном состоянии! Издали оно все-таки имеет довольно внушительный вид.
Титиан и архитектор сошли с колесницы; первый приказал ликтору позвать управляющего дворцом и затем начал осматривать вместе со своим спутником ворота, которые вели к зданию. С двойной колоннадой, увенчанной высоким фронтоном, оно являло вид довольно величественный, но далеко не привлекательный. Штукатурка стен во многих местах обвалилась, капители мраморных колонн были изуродованы самым плачевным образом, а высокие, покрытые металлом створки дверей криво висели на петлях.
Понтий тщательно осмотрел ворота и затем вместе с префектом прошел на первый двор дворца, где во времена Птолемеев стоял павильон для посланцев, писцов и дежурных должностных лиц царя.
Там они встретили неожиданное препятствие: от маленького домика, в котором жил привратник, над мощеным пространством, на котором зеленела трава и цвел высокий чертополох, было протянуто несколько веревок. На этих веревках было развешано мокрое белье всевозможных видов и размеров.
Недурное помещение для императора! вздохнул Титиан, пожав плечами, и отстранил ликтора, поднявшего свои fasces, чтобы сбросить веревки на землю.
Оно не так дурно, как кажется, решительно отвечал архитектор. Привратник! Эй, привратник! Куда запропастился этот бездельник?
С этим зовом Понтий направился к дому привратника и, пробравшись, согнув спину, под мокрым бельем, остановился. Ликтор же тем временем поспешил во внутренние покои дворца. Нетерпение и досада отражались на лице зодчего, когда он ступил за ворота; но теперь он улыбался своим энергичным ртом и вполголоса крикнул префекту:
Титиан, потрудись прийти сюда.
Престарелый сановник, который был на целую голову выше архитектора, мог только согнув спину пройти под веревками. Но это не остановило его: пробравшись под бельем осторожно, чтобы не сбросить его на землю, он крикнул Понтию:
Я проникаюсь уважением к детским рубашонкам. Под ними можно пройти, не сломав спинного хребта.
Ха-ха, это великолепно! сказал архитектор.
Последнее восклицание относилось к зрелищу, ради которого он и позвал префекта. И действительно, зрелище было довольно оригинальное: весь фасад привратничьего домика зарос плющом, густыми ветвями окаймлявшим даже окно и дверь сторожки. А среди зеленой его листвы висело множество клеток с дроздами, скворцами и другими мелкими певчими птичками. Широкая дверь домика была отворена настежь и позволяла обозревать довольно просторную, весело расписанную комнату. На заднем плане ее виднелась слепленная из глины превосходной работы модель статуи Аполлона. Всюду на стенах висели лютни и лиры разных форм и величин.