Пока архитектор, сперва бегло, а потом более внимательно, читал принесенное послание, певец положил на тарелку несколько хороших кусочков для любимиц своей жены и наконец приблизил к своему орлиному носу блюдо с последним оставшимся паштетом.
Для людей или для собак? спросил он своего сына, указывая пальцем на паштет.
Для богов, отвечал Поллукс. Отнеси его матушке. Она с удовольствием хоть раз вкусит амброзии .
Желаю весело провести вечер, вскричал певец, поклонился осушавшим кубки художникам и вышел с паштетом и со своими тремя собачонками из залы. Пока он шагал по палате своими длинными ногами, Папий вновь поднял кубок и начал было:
Итак, наш Девкалион, наш Сверхдевкалион!..
Извини, сказал Понтий, если я перебью твою речь, начало которой обещало так много. Это письмо содержит в себе важные известия. На сегодня попойка кончена. Отложим же наш симпосион и твою застольную речь.
Это не застольная речь, ибо, если скромный человек
Но тут Понтий вторично перебил его:
Титиан пишет мне, что намерен приехать сегодня вечером на Лохиаду. Он может явиться каждую минуту, и притом не один, а с моим собратом по искусству, Клавдием Венатором из Рима. Он будет помогать мне своими советами.
Я еще никогда не слыхал этого имени, сказал Папий, имевший обыкновение интересоваться и личностью и произведениями других художников.
Это удивляет меня, возразил Понтий, складывая двойную дощечку, содержащую в себе уведомление, что император приедет сегодня.
Понимает он что-нибудь?
Больше, чем все мы, отвечал Понтий. Это знаменитость.
Превосходно! воскликнул Поллукс. Я охотно смотрю на великих людей. Когда они глядят тебе в глаза, то всегда кажется, будто кое-что из их богатства переливается в тебя; тогда невольно расправляешь мышцы и думаешь: а хорошо бы когда-нибудь дорасти хотя бы до подбородка такого человека.
Только не предавайся болезненному честолюбию, прервал Папий своего ученика тоном увещания. Не тот достигает величия, кто становится на цыпочки, а тот, кто прилежно выполняет свой долг.
Он-то свой долг выполняет добросовестно да и все мы тоже, возразил архитектор и положил руку на плечо Поллукса. Завтра с восходом солнца пусть каждый будет на своем посту. Ради моего коллеги всем вам надлежит явиться вовремя.
Художники встали с выражением благодарности и сожаления.
Продолжение этого вечера еще за тобой, крикнул один из живописцев, а Палий, прощаясь с Понтием, сказал:
Когда мы соберемся снова, я покажу тебе, что разумею под застольной речью. Она, вероятно, будет посвящена твоему римскому гостю.
Мне любопытно знать, что скажет он о нашей Урании, Поллукс хорошо выполнил свою часть работы, а я недавно уделил для нее один часок, который принесет ей пользу. Чем проще наш материал, тем больше я буду радоваться, если эта статуя понравится императору: ведь он сам немножко ваятель.
Что, если бы это услыхал Адриан? вмешался один из живописцев. Он желает прослыть гениальным, первым художником нашего времени. Говорят, что он велел лишить жизни великого архитектора Аполлодора , который соорудил такие великолепные постройки для Траяна. А за что? За то, что этот превосходный человек поступил однажды с царственным пачкуном как с плохим архитектором и не захотел одобрить его план храма Венеры.
Сплетни! возразил Понтий на это обвинение. Аполлодор умер в темнице; но его заключение туда имеет мало связи с его приговором относительно работ императора. Извините меня, господа, я должен еще раз посмотреть мои чертежи и сметы.
Архитектор удалился, но Поллукс продолжал начатый разговор.
Я только не понимаю, сказал он, каким образом человек, который одновременно
занимается столькими искусствами, как Адриан, и при этом заботится о государстве и управлении, сверх того страстный охотник и вдобавок предается разному ученому вздору, может снова собрать свои пять чувств, разлетевшихся в разные стороны, когда ему захочется употребить их исключительно на одно какое-нибудь искусство. В его голове должно образоваться нечто вроде только что уничтоженного нами салата, в котором Папий открыл три сорта рыбы, белое и черное мясо, устриц и еще пять других составных частей.
И кто же станет отрицать, прервал его Папий, что если талант отец, а усидчивость мать всякой художественной деятельности, то упражнение должно быть воспитателем художника. С тех пор как Адриан занимается ваянием и живописью, занятие этими искусствами вошло в моду везде, и здесь тоже. В числе богатых молодых людей, посещающих мою мастерскую, есть весьма даровитые, но ни один из них не выполнил ничего настоящего, потому что гимнасий, бани, бои перепелов, пиры и еще невесть что отнимают у них слишком много времени, так что из упражнений в искусстве ничего не выходит.
Да, вставил один из живописцев, без принуждения, без муки ученичества никто не дойдет до свободного и радостного творчества. Но в риторской школе, на охоте и на войне нельзя брать уроки рисования. Только тогда, когда ученик научится сидеть смирно и корпеть над работой по шести часов сряду, я начинаю верить, что из него выйдет что-нибудь порядочное. Не видал ли кто из вас какого-либо из произведений императора?