Выйдя от нотариуса, она поцеловала отца: «Спасибо! Спасибо!» Александр молча взглянул на нее, вид у него был растерянный, словно он думал совсем о другом. Он пошел по направлению к Монпарнасу посмотреть на банки и пообедать «по-холостяцки», как он выражался. Этель побежала на улицу Маргерен. Ей еще не исполнилось пятнадцати, и она потеряла всё.
Светские беседы (продолжение)
После обеда может, тайком выпив или просто будучи взволнованной чем-то, Жюстина устроила спектакль. Мод, как всегда шумная, кокетливая, находилась в центре внимания, рассказывая об опереттах, концертах, замыслах, словно все еще была актрисой, отправлявшейся на гастроли, а не одинокой, почти нищей старухой, живущей, как говорили, под самой крышей дома на улице Жакоб в обществе полудюжины кошек. Лоран Фельд сидел на пуфе, чуть в стороне, возле Этель. «В самом воздухе чувствуется театральность, подумала Этель, суетность и притворство».
Люди умирали: в Нанкине, Эритрее, Испании; лагеря беженцев около Перпиньяна были переполнены женщинами и детьми, ждавшими от правительства одного-единственного слова, чтобы покинуть эту клоаку и вернуться к нормальному существованию. А здесь, на улице Котантен, в гостиной, купающейся в лучах мягкого весеннего солнца, шум голосов создавал некое убежище, тихую гавань, ощущение легкой амнезии без каких-либо последствий.
Жюстина объявила: «Божья коровка", стихотворение Виктора Гюго». Тетушка Виллельмина села за фортепиано с очень гордым видом, словно готовилась исполнить гимн. У Жюстины был чистый голос, она слегка растягивала слова, четко артикулируя звуки, каждый согласный был хорошо слышен. На публике она пела впервые.
Этель почувствовала, что у нее краснеют щеки, а по телу побежали мурашки. Глядя прямо перед собой, она старалась не замечать происходящего. Беседа стихла. Именно это больше всего ненавидела девушка сосредоточенный вид публики, чрезмерное внимание, вежливое молчание, утонченную ложь, скрывающую страх и злость.
Почему же именно во время этой забавной сценки Этель возненавидела Мод, возненавидела так сильно, что сердце едва не выпрыгнуло из груди? Она перестала слушать, хотя Жюстина, подбадриваемая шепотом гостей, повторила четверостишие о красавице, божьей коровке и улетевшем поцелуе.
Вид у Лорана был самый серьезный. Он постукивал пальцами по коленям, но в его синих глазах Этель увидела искорку шалости один-единственный раз он открыл ей свои истинные чувства. И тогда ее захлестнула волна безудержного веселья.
Талон:Ситуация нестабильная, никто не думает о том, что нас ждет неминуемый крах и нынешняя власть не в состоянии его предотвратить. Александр:Ладно вам преувеличивать, в конце концов мы сами их выбрали. Талон:Да, и они, эти люди, постепенно теряющие свои позиции, стараются уверить нас в этом. Помяните мое слово
Тетушка Виллельмина:Не начинайте опять про этот ваш крах!
Женщины, сообща:Да-да, давайте поговорим о другом! Только не о деньгах!
Шемен:Когда к власти придет Блюм, золото исчезнет!
Он давно уже не у дел!
В любом
случае Фронт долго не просуществует.
Талон:К счастью, Гитлер сейчас занимается чисткой Германии от большевиков, но здесь нечто подобное может начаться слишком поздно. Жюстина:Всё-то вы о своем Гитлёре! (Ее поправляют: «Гитлер, а не Гитлёр».)Все равно, так или этак! Он не внушает доверия! Шемен:Вы читали статью академика Абеля Боннара в «Пти журналь»? Он встречался с немецким канцлером в Берлине, и тот заявил ему: «Жаль, что французы считают меня диктатором». Александр:Вот это да! Он что, вам нравится? Шемен:Мой дорогой, народная власть не может не быть противоречивой! Гитлер сказал: «Народ со мной, поскольку он знает, что я решаю его проблемы, забочусь о нем и мне интересна душа моего народа».
Виллельмина:Их душа! Давайте еще поговорим
О том, что за душа у бошей!
Шемен:Но, мадам, у немецкого народа и в самом деле красивая и большая душа, конечно, не столь музыкальная, как ваша
Виллелъмина:Да не смешивайте вы! Моцарт, Шуберт и Гитлер не могут стоять рядом. (Смех) Талон:И тем не менее вы, как и я, наверняка читали о том, как он приветствовал постановку «Мейстерзингеров» в Нюрнберге: канцлер аплодировал в Париже такого просто не могло бы быть! Шемен:Потому что у нас в музыке полный декаданс: Дебюсси, Равель и так далее.
Этель так и подскочила: «Это неправда, вы ничего не понимаете, Равель гений, и Дебюсси тоже» На глаза ей навернулись слезы, и Лоран в знак поддержки сжал ее руку.
Александр:Хорошо, хорошо, музыка лучше спора, но вернемся к политике, это тема более легкая! (Смех)
Полина:Кстати, что вы скажете о продаже картин, которые ваш канцлер отправил в Швейцарию, сочтя их «дегенеративными»? Вламинка оценили в двести тамошних франков! Генеральша Лемерсье:Ваш Гитлер ведет себя точь - в - точь как наше маскарадное правительство, вы не находите? Оплачиваемые отпуска, процветающие заводы, все это заискивание перед низами, а?