Преподносим неустойчивое, испаряющееся, причем в самой категорической, почти насильственной форме знай во что бы то ни стало, отдай все время, все силы, забудь о своих интересах. Забудь то, на что ты больше всего способен. Получается: мы плодим невнимательных к себе людей. Ну, а если человек невнимателен к себе, то вряд ли он будет внимателен к другим. Сведения, которыми мы пичкаем школьника, улетучиваются, а тупая невнимательность остается. Вас это не страшит, Зоя Владимировна? Мне, признаться, не по себе.
У Зои Владимировны побелели тонкие губы.
И на меня тихо, с внутренней дрожью. Почему-то на одну меня обличающим перстом, я больше всех виновата! А может, вы вы все-таки виновнее? Вы же завуч, и много лет. Кому, как не вам, и карты в руки?
Вы прекрасно знаете, какими картами мне приходится играть. У вас, Зоя Владимировна, козыри в руках покрупнее. Любые мои замечания вы с легкостью отбивали: мол, полностью придерживаюсь утвержденных учебных программ. С одной стороны устаревшие программы, с другой косные привычки самих преподавателей, а посередине школьный завуч. Более беспомощной фигуры в нашей педагогике нет.
Вы даже против программ! Вы хотите перевернуть обучение в стране? Не много ли вы хотите?
Я просто хочу, чтоб учителя, с которыми я работаю, открыли глаза на опасность Грозную опасность, Зоя Владимировна! Я ее и раньше чувствовала, но сейчас она для меня открылась с особенной отчетливостью. Так ли уж редко мы выпускаем людей ничем не интересующихся, ничем не увлеченных? Но должны же они занять чем-то себя, свой досуг. Хорошо, если станут убивать время безобидным забиванием козла, ну а если водкой Мало ли мы слышим о пьяных подростках! Вспомните нашумевшее два года назад судебное дело. Три подгулявших сопляка семнадцати-восемнадцати лет среди бела дня на автобусной остановке пырнули ножом женщину. Так просто, за косой взгляд, за недовольное слово трое детей остались без матери.
Директор досадливо крякнул:
Ну, знаете ли!
Они же не с нашей улицы, из чужой школы. Вы это хотите сказать, Иван Игнатьевич?
И на солнце бывают пятна. Не связывайте патологическое уродство с нашим обучением.
А вы забыли, что в прошлом году уже нашего ученика Сергея Петухова милиция задержала в пьяном виде. Он не убивал, да! По к водке-то потянулся! Почему? Семья испортила? Нет, семья хорошая: мать врач,
отец инженер, оба уважаемые люди, в рот не берут спиртного. Товари-щи дурные сбили с пути? Но эти товарищи, как оказалось, тоже бывшие ученики, их-то кто испортил? Был пьян, попал в милицию. Можно ли поручиться за пьяного недоросля, что он не совершит преступления?
Иван Игнатьевич ничего не ответил, смотрел в пол, сосредоточенно сопел. Нина Семеновна глядела на Ольгу Олеговну от дверей остановившимися глазами. Физик Павел Павлович хмурился и курил. На искалеченном шрамом лице математика Иннокентия Сергеевича подергивался живчик верный признак, что взволнован.
Зоя Владимировна в общей тишине медленно-медленно поднялась со стула.
6
И Генка освобожденно оглянулся.
Перед ним стояли товарищи. Все они родились в одни год, в один день пришли в школу, из семнадцати прожитых лет десять знают друг друга вечность! И Генка вспомнил щуплого мальчишку большая ученическая фуражка, налезающая на острый нос, короткие штанишки, тонкие ноги с исцарапанными коленями. Это Игорь Проухов, начавший теперь уже обрастать бородой. Помнит, и хорошо, Сократа Онучина: мелкий вьюн, пискляв, шумел, совался постоянно под руку, а в драках кусался. И Юлечку помнит, она, кажется, и не изменилась, даже подросла не очень была серьезная, такой и осталась. А вот Натку, как ни странно, в те давние времена, в первый год учебы, Генка совсем не помнит. Веру Жерих тоже Трудно поверить, что Натка долгое время могла не замечаться.
Перед Генкой стояли его товарищи, и только теперь он остро почувствовал, что скоро придется расставаться, иные люди войдут в его жизнь, иной станет сама жизнь. Какой?
Кто знает эту тайну тайн? Сжимается сердце, но нет, не от страха. Генка привык, что все кругом его самого побаивались и уважали. Тайна тайн в неизвестном-то и прячутся неведомые удачи. Странно, что Юлька Студёнцева тоже ведь удачлива! сегодня какая-то перекручен-ная. В попутчики вдруг навязывалась Генка был благодарен Юлечке и жалел ее.
Это хорошо же, хорошо! заговорил он с силой. Тысячи дорог! На какую-то все равно попадешь, промашки быть не может. Ни у тебя, Юлька, ни у меня, ни у Натки Вот Игорю труднее одну дорогу выбрал. Тут и промахнуться можно.
Старичок! Без риска нет успеха! отбил Игорь.
Юлечка с горячностью возразила:
Даже если Игорь и промахнется Тогда у него будет, как у нас, те же тысячи без одной дороги. Счастливый, как все. Он что-то не хочет такого счастья, и я не хочу! Хочу тоже рисковать!
Человек забыли, фратеры, создан для счастья, как птица для полета! провозгласил важно Сократ. Лети себе куда несет. Он забренчал: Эх, по морям, морям, морям! Нынче здесь, а завтра там Вот так-то!
Птица-то и против ветра летает, напомнил Игорь. А ты не птица, ты пушинка от одуванчика.