Друг слабо позвал раненый, и Василий вздрогнул. Должно каюк мне.
Ты брось дурить. Вот сейчас трактор придет. Лейтенант побежал доставать. Парень пробивной достанет.
Нутро разрывает
А ты лежи, не шевелись Думай о чем-нибудь. Старайся забыть о болезни, думай, легче переносить-то Эх, как это ты не сумел? Старухи выскочили, а ты сплоховал.
Там борт был проволокой прикручен Голенищем зацепил Замешкался
За проволоку? Эх!
Разговаривал с Княжевым, помогал запрягать лошадь, вез по разбитой дороге кричащего раненого все это время ни на минуту не покидало Василия лихорадочное беспокойство: скорей, только скорей! Оставшись один, глядя на размытые звезды, на расплывшиеся в ночной тьме деревья, он забылся, успокоился Сейчас же, наклонившись над парнем, всматриваясь в темное лицо на белой подушке, улавливая сухой, болезненный блеск его глаз, Василий почувствовал, как с новой силой заметалась в тревоге изболевшаяся душа: «Ждем! Стоим! Время идет! Где же трактор? Эх, этот Княжев! Будь он проклят!»
Лошадь, дремавшая в оглоблях, потянулась вперед, лениво захрупала сеном. Тихо кругом, спят люди. Нет другого выхода, как только ждать, ждать, ждать! А ждать тяжело! Ждать невыносимо!
Где то по знакомой Василию дороге едет теперь человек, он могущественный, он сильный, он один, только он может помочь этому парню. Вместе с болью за свою беспомощность появилась благоговейная зависть к тому неизвестному, наделенному дерзким умением человеку. Он может отогнать смерть! Вот бы стать таким, жизни бы своей не жалел, покоя не знал, ходил бы от больного к больному, приносил здоровье. Недоступное, великое счастье! Из дому вышла фельдшерица, приблизилась к телеге, спросила пригибаясь:
Как наш больной?
Мучается.
Трактора что-то долго нет.
Василий застыл на секунду, с напряжением вслушался а вдруг да как раз в эту минуту донесется стук мотора. Но лишь лошадь шелестела сеном да
воздух был заполнен таинственными звуками залитой дождями земли. Василий ответил:
Будет трактор.
Конечно, будет.
От девушки, побывшей в избе, шел какой-то теплый, чуть кисловатый домашний запах. Платок ее сбился на затылок, открыл густые волосы, черты лица расплылись в темноте. Она, невысокая, чем-то уютная, успокаивающая, и своим видом и ровным голосом стала близка Василию: желания у них одни, боль одинаковая, понимают друг друга с полуслова, даже удивительно, что всего каких-нибудь четыре часа назад они не были знакомы.
Вы много спасли больных?
Девушка подумала и ответила:
Да ни одного.
Как это? тайком обиделся Василий.
Ко мне все с пустяками приходят: гриппом заболеют или же бабка Казачиха с ревматизмом своим заглянет. Выпишешь рецепт на порошки, на бутылку скипидара, какая уж тут спасительница.
Ну, а хирург?
Виктор-то Иванович? Он многих спас. Знаете такого Леснякова Федора Ефимовича? На ссыпном пункте работает. Умирал от язвы желудка Что это? Девушка замолчала, прислушалась.
Но все было по-прежнему, лишь от слабого ветерка тронулись шелестом деревья и стихли.
Тянулось время. На небе стали отчетливо заметны рваные облака, на грязной дороге можно было различить рваные вмятины, комковатые выступы, а на стенах избы каждое бревно: светлело
Василий первый уловил еле слышный стук мотора.
Подошел трактор, и сразу стало шумно на окраине маленькой спящей деревеньки. Сильный свет фар уходил в глубину пустынной улицы, стучал бодро и решительно мотор. С тяжелых и широких, как железнодорожная платформа, саней соскочили два человека лейтенант и какой-то незнакомый, узкоплечий, гибкий, чернявый, в коротеньком городском плаще.
Наделали шуму! Я, брат, разузнал, где секретарь парторганизации живет. Я всех эмтээсовских коммунистов поднял. То-то Княжев будет чесаться! Раньше бы нам побегать. Лейтенант говорил возбужденно, не без хвастовства. Он потащил Василия к чернявому. Спасибо ему скажи. Иван Афанасьевич мне помог
Но Иван Афанасьевич подошел к телеге, заглянул к больному:
Жив? Э-э, да что это он? Бормочет что-то
Фельдшерица подошла, пригнулась, сообщила:
Бредить начал. Надо ехать скорей. С трактора слез знакомый уже Василию рыжеусый бригадир, закуривая, обронил:
Хорошо, что жив еще. А то пока с Княжевым кашу сваришь
Где Наташа? спросил лейтенант, оглядываясь.
В избе она. Спит. Устала.
Вы поезжайте. Я подожду здесь, пока она не проснется. Лошадь-то оставьте, мы чемоданы свои привезем в село. Старушку эту с корзиной встретил, в деревню, говорит, чемоданы снесли. Как ее, Ольховка, что ли?
Василий хотел проститься с лейтенантом, поблагодарить его, но тот поспешил к избе. Так и исчез этот человек, даже не бросив обычное «до свидания».
Выгребли из-под больного сено, разостлали на платформе саней. Больной не очнулся, бормотал в бреду:
Ребята, заходи с мережей Под берег, под берег заводи
Василий и девушка уселись в ногах у больного. Чернявый Иван Афанасьевич сделал последние наставления рыжеусому:
Никита, как довезешь, не задерживайся там. Сразу обратно. Слышь? И осторожно, смотри, не бревна везешь. Трогай Ну, ребята, счастливого вам пути!