не хватало продолжения. Он увидит все это еще ближе. Хорошенькое занятие читать чужие письма Впрочем, Жюстен знал одного известного писателя, которому ничто не доставляло такого удовольствия, как попросить женщину открыть сумочку и вынуть оттуда все содержимое. Для него это было нечто большее, чем просто подробный рассказ о жизни, ибо самый достоверный рассказ все равно лжец. А этот дом походил на огромную дамскую сумочку Рыться в ней в отсутствие хозяйки было, правда, несколько неловко, ведь писатель, тот копался в сумочках на глазах у игриво сопротивлявшихся дам Да, но в данном-то случае сумочка принадлежит ему, Жюстену! И все-таки он не мог освободиться от мысли, что нашел он ее случайно и что негоже в ней рыться вместо того, чтобы просто-напросто вернуть по принадлежности. Жюстен принялся разбирать письма: связанные пачки направо, разрозненные письма, отдельные листки налево. Больше ему уже не попадалось писем, нацарапанных угловатым почерком на тонкой бумаге, которую употребляют машинистки для копий. Нет, вот еще одно.
Моя беленькая, моя светленькая, моя ясонка, ослепительная моя, думаю, что скоро опять вернусь на Радио Монте-Карло. Не могу больше оставаться здесь. Оказался плохим журналистом, чувствую, как назревают события, а думаю лишь об одном: как бы удрать отсюда. На сей раз я не могу оставаться в роли магнитофона и толькомагнитофона и уверен, что неминуемо выйду за рамки этой роли И мне отнюдь не улыбается перспектива попасться в лапы кому бы то ни было и ждать, когда мне начнут загонять под ногти булавки. Пески, женские покрывала, черная шерсть волос, белые смокинги, нестерпимый солнечный свет все это до предела накалено противоборствующими силами. Не могу доверить почте всего, что передумал за это время. Скажу тебе при встрече. Скоро вернусь.В конце этого месяца сяду на пароход. Плавание продлится три недели, раз уж я здесь, стоит сделать небольшой крюк. Воспользоваться этой отсрочкой, чтобы привести в порядок материалы. У меня накопилось немало записей на пленке и кинокадров. Надеюсь, что мне удастся договориться с «Матчем» В частности, мне удалось снять нескольких миссионеров и множество прокаженных. Эти кадры у меня с руками оторвут. Короче говоря, все работают, кроме тебя Одна Вы, мадам, прогуливаетесь по все-, ленной в поисках полюса притяжения И не стыдно Вам!
Жюстен придвинул к себе пакетик, перевязанный белым, довольно грязным шнурком: там было всего пять-шесть объемистых писем на прекрасной
бумаге с водяными знаками, все напечатанные на машинке, за исключением одного, написанного от руки каллиграфическим почерком Вес без конвертов Все с датами И даже подобраны по порядку.
8 марта.Спускался вниз к телефону. Звонил Вам. Нет, не для того, чтобы говорить с Вами. Чтобы услышать Ваш голос. Быть может, Вы бы сказали:
«Алло!»
Быть может, рассердившись на молчание, произнесли бы еще какую-нибудь фразу.
Но номер Ваш не ответил.
Провалился ухом в темную скважину молчания.
Забавно стоять у подножия несостоявшегося телефонного разговора и потирать ушибленное молчанием ухо.
К любви два пути: сначала видеть, потом желать.
Шел я по ним так:
Рассказывать буду честно:
Вы, Бланш, женщина не удивительная. Можно Вас даже не заметить.
Но я привык по звукам следить за работой машин.
У Вас по звуку голоса слышно, как работает мысль, ритм биения Вашего сердца. Как приходят и удовлетворяются желания. По голосу узнаешь, как Вы живете. Слушаю и знаю, что на заводе девушкам из отдела контроля не много будет работы. Изделия без изъяна. Но не буду говорить о том, что я вижу и слышу. Объективное и безразличное я все сказал Дальше пришлось бы хвалить. Хвалить не хочу, это обязывает.
Теперь о том, чего мне хочется.
Об этом трудно. Но Вы писать разрешили и знали, что писать я буду о любви.
Самый большой город, когда обживаешься в нем, сжимается, становится мал для тебя и провинциален.
Каждый город имеет свой запах. И запах каждой вещи выдает ее провинциальную родину.
Запах Ваших волос запах единственного города, который для меня никогда не станет провинцией.
Можно склониться к Вашим рукам. И, склонившись, услышать шелест измятой материи и шорох письма, недочитанного и раздраженно смятого в комок. Оставляю метафоры в стороне и буду говорить просто.
Мне не хочется терять власть над собой.
Я не хочу мечтать о том, что Вы меня полюбите.
Я еще не думал о том, что Вы могли бы мне принадлежать.
Почти не думал.
Я хочу сейчас только целовать Вас.
Больно от этого.
Ложусь головой на стол и хочу целовать Вас.
Вы говорите: «Не надо, будет такая беда!»
Я бьюсь головой о край стола, я повторяю: «Будет такая беда».
И хочу целовать Вас.
Я знал, что не надо звонить. Звонил, уговаривая себя, что звоню только из вежливости нельзя же пропасть бесследно и даже не осведомиться о здоровье. Звонил. Телефон не отвечал.
Я смелел все больше и больше.
И когда совсем забыл осторожность, телефон взял да и ответил
Видите, Бланш, даже письмо может быть неудачным.
Ведь я опять умудрился повторить лишь то, что я уже говорил Вам, одно лишь имя Ваше.
А хотел сказать совсем другое.
Хотел сказать, что люблю Вас.
Б.