Давай переходить. Я тоже не забоюсь, не думай!
А ты, Гринча, что молчишь? За тебя языка у нас нет.
Я не знаю
Вид Гринчи вызывает досаду.
Эх ты Сидел бы ты у матери под юбкой, как цыпленок!
А зачем звали?
Замолчи, а то вот как дам с правой! Иди вперед!- берет на испуг Санча.
Ну, итти, так итти,- говорит Петча,- только уговор, не вертаться назад. Поплывем, а до хребта дойдем. Согласны?
Вали!
Ну, я вперед!
Нет, я вперед!- кричит Санча и бегом спускается к болоту.
Он смело идет впереди, сначала по влажному глубокому мху, словно по перине, местами мерзлому и жесткому, потом осторожнее и медленнее по щиколку в воде.
В зарослях трудно двигаться, но вода мельче. Хребет, с которого спустились, удалился и спокойно дремлет в полуденном солнце.
Теперь плыть, да быть,- весело кричит Санча впереди,- кончилась вода!
Ребята радостно любуются поляной, совершенно сухой и ровной.
Боялись ни весть чего, вот- и Петча, не договорив, опускается в разорвавшийся мох.
Зыбун, ребята, до дна не достаю!- испуганно шепчет он,- давай руку!
Подбежавший Санча опускается в медленно оседающий мох. Под ногами зыбится тонкая пленка, словно натянутый войлок. Показывается вода. Бросившись обратно,, он одной ногой просекается в зыбун. Из дыры с шипящим звуком вздуваются пузыри.
Давай палку длинную, язви вас! кричит Петча, тщетно стараясь выбраться.
Под его руками слабый травяной и моховый покров разрывается и сыплется, как край гнилой дерюги. Дыра становится большая, он уже может держаться только на плыву.
Давай жердь!- кричит он,- жердь давай скорей!
Осторожно ступая, Санча придвигает Петче две жерди, потом набрасывает веток, по которым тот с трудом выбирается наверх. Разорванный мох сходится, сближается-и дыры словно не было. Ребята стоят ошеломленные. Путь до хребта по зыбуну, где на каждом шагу ждет предательская ловушка, уже представляется невозможным.
Нет уж, взад пятками не повернем,- говорит Санча,- уговор был.- Петча и Гринча молчат.
Как по льду шли-с палками надо итти, в обе руки взять, тогда удержит, если и прорвется.
Нет,- наконец, прерывает молчание Петча.- Будем настил делать.
А по-моему, и не так,- соображает Санча,- по одним жердям пройдем, будем стоять на них, а другие наперед продвигать будем, потом на тех будем стоять, а эти продвигать.
Верно! По пятку довольно, десять штук надо! Айда, ребята, рубить жерди! Ум хорошо, а два лучше!
6
Вечереет. Словно грозовые тучи громоздятся горы. Заходящее солнце бросает тяжелые тени в долины, и они кажутся ущельями и бездонными пропастями.
Заблудились,- тихо говорит Петча.
Это слово в первый раз произносится вслух. И почему-то сразу становится ясным безвыходность и страшная правда. Маленькими шажками, заплетаясь ногами, бредут ребята под огромными соснами. У Санчи за поясом болтаются рябчики, убитые на ручье. Но ни дичь, ни приключения не радуют уже. Гринча торопливо спешит за товарищами и считает себя погибшим. Несколько раз с утра он начинал плакать, но Санча пригрозил кулаком:
Я тебе завою! Что собака, что хозяин! Та выла всю ночь, а этот-днем!
Торопливое солнце расплылось в ущелье, как блин, и вот-вот
погаснет теплый дневной свет. Острые вершины расплавились в огне.
Ночевать под открытым небом уже жутко. Тайга кажется таинственной и злой.
Огонь надо большой разводить нынче ночью,- говорит Петча,- тут всякий зверь может случиться. Ишь какая тайга!
Как сговорившись, к вечеру хребты сошлись в тесный круг, наерошились рваной и щипаной тайгой. Сухие лиственницы, возвышаясь над зеленой толпой, как зубья грабель, торчат там и сям. На крутой горе погас последний луч.
Гляди, ребята, как листвень сухая будет, так ночевку надо делать, чтобы дрова были.
Вдруг Гринча указывает рукой вниз. Его лицо светлеет, будто он увидал родную деревню.
Изба!
Не ври, где?!
Не изба, а зимовье!
Ребята бегут вниз. Ветхое зимовьишко видно давно-давно было стяпано охотниками на живую руку, заросло кустами и позеленело от мха. Но и это человеческое жилье кажется верхом счастья.
Ребята живо выкидывают лед из зимовья, набрасывают веток на сырой холодный пол и перед входом разводят костер.
Вид стен и кровли успокаивает. После ужина ребята растягиваются на мягких кедровых ветках, беседуют в первый раз за весь день.
Ох, и зверя людно здесь, однако. Видать по лесу- говорит Санча, в котором быстро просыпается охотник,- вот куда на промысел ходить.
А может быть, и нет никого!
А как ты, Петча, ухнул в зыбун-то!- вспоминает Гринча.
Теперь все по разу были в бане,- говорит Петча,- Санча в реке, я в зыбуне, Гринча в болоте. Сравнялись.
Да, сравнялись!- обижается Санча.- Если бы Гринчу туда, где я был, помер бы с одного страху, не Петча - ты бы тоже не вылез!
Петча солидно мирит товарищей:
Одному без другого никому бы не видать света. Попади один в реку ли, в зыбун ли-все равно аминь! Недаром говорится: все за одного, один за всех. Двое попадут в беду, один останется, пока третий будет пропадать, какой-нибудь опять вылезет. Троих трудов стоит взять.
Полкан, перешагнув порог, виляет хвостом, потом устраивается у ног Гринчи. Санча не может простить ему глухарей, кричит: