Вот он шевельнулся
«Ага! Все еще разыгрываешь. Ну что ж. Давай поиграем».
Я отошел в сторону, сделал круг и подкрался сзади, чтобы хорошенько припугнуть его. Будет знать, как шутки шутить!
Вот он совсем рядом только руку протянуть. Странно То ли от холода трясется, то ли плачет? Нет, однако пугать не стоит. Потихоньку возвратился к шалашу и оттуда стал негромко звать.
Арминек вскочил на ноги, испуганно покрутил головой и, припадая на левую ногу, пустился бежать к Черной макушке.
Арминек! Куда ты? Иди сюда! кричал я, а он удирал еще быстрее.
Погнался за ним, продолжая окликать:
Арминек! Толай я. Слышишь? Я Толай!
Не оглядываясь, он бежал все дальше. Я-то не хромал и потому довольно быстро настиг его. Арминек совсем обессилел, к тому же зацепился за что-то ногой и упал. Я схватил его за шиворот, чтобы не вырвался, и не переставал повторять, что это я. Помог ему подняться, но продолжал крепко держать.
Ты кто? дико озираясь, спросил Арминек.
Нет, так, пожалуй, не придуриваются.
Втолковываю ему:
Хозончы я твой, Толай. Понимаешь? Друг твой.
А-аа,- как-то вяло протянул Арминек.- Ты что, тоже заблудился?
Почему заблудился? Я со вчерашнего дня тебя в балагане жду вот он, рядом.
Вцепившись в меня и едва переставляя ноги, он поплелся за мной. Сразу свалился на лежанку, не сняв даже ноши, пробормотал: «Ты настоящий друг, Толай» и мгновенно заснул. Сапоги у него были в грязи, телогрейка в нескольких местах порвалась. Много, видать, исходил он в поисках шалаша
Я осторожно снял с него рюкзачок, стянул сапоги, подложил под голову свою фуфайку. После этого наконец-то занялся ухой. Накрошил саранку и кандык, вместо картошки, дал повариться, бросил рыбу в котелок, а когда глазки у хариусов побелели, добавил черемши. Шалаш наполнился таким вкусным запахом, что я едва сдерживался, чтобы не наброситься на уху.
Арминека разбудил часа через два. Еле-еле растолкал. За едой он совсем отошел и повеселел.
Хосханах! начал рассказывать.- Я вчера хотел над тобой посмеяться. Знал, что шалаш совсем близко. Думаю, поиграем И поиграл. Извини, друг!..
Как же ты мимо проскочил?
Сам не знаю. Кружил, кружил никак дорогу не найду. Запутался А потом медведя испугался. Наткнулся на него, хотя не видел. Понял только, что медведь. Он как зарычит, я и давай чесать от него. Бежал вроде к балагану, а очутился не знаю где. Кричать не стал, чтобы зверюга не учуял. Метался, метался все не туда. Упал несколько раз. А стало темно, залез на дерево и всю ночь просидел. Спать охота чуть не свалился. Потом пошел тебя искать. Устал сильно. Присел около пня, и ничего больше не помню. Холодно только было
Слушай, Арминек. А медведя не было. Кукушка куковала.
Кукушку я слышал. Близко от меня. А потом Потом.., Как заревет! И кукушка сразу заткнулась.
Да это она и кричала! Будто хохот. Да? Я тоже слышал. Ты кукушку за медведя принял.
Может быть Я не знал, что кукушки так могут. В общем, перетрусил
Мне стало жаль друга. Нелегко ему было признаться, он же такой самоуверенный и самолюбивый. Я положил перед ним самого крупного хариуса. Он улыбнулся.
С того утра Арминек больше не называл меня хозончы.
Идем за перевал
Арминек позабыл и про свои ночные страхи, и про медведя- кукушку, и даже про ушибленную ногу. Торопится вперед и вперед. Зачем, говорит, будем здесь зря крутиться. Затески запросто обнаружим. Я с ним заспорил. Напомнил вчерашнее. Не хватало еще обоим заблудиться. Дружок осекся
и пререкаться не стал.
Зарубки Нартас ага мог делать только на больших деревьях, а к ним попробуй продерись по высокой траве, мокрой от росы. И с веток роса дождем сыплется. Мы оба насквозь промокли. Сапоги набухли от сырости, стали вдвое тяжелее. Но ничего не поделаешь лезем в чащобу, осматриваем дерево за деревом. Разойдемся недалеко друг от друга, перекликаемся, чтобы не потеряться. Пока никаких следов. А нам бы всего-навсего одну затесочку отыскать!..
Арминек злится. Бьет палкой по ветвям, сбивая с них росу, заламывает кустарники, пинает траву. Каких только зарубок нет на деревьях, и все не те Вдруг он заорал, будто в лапы к лютому зверю угодил:
А-аа! Ы-ыы!.. Толай! Дружок! Сюда, сюда!..
Я бегом к нему. Арминек, задрав голову, стоял у высокого старого кедра. Такие могучие деревья с почтением называют абыями, как самых уважаемых старцев. Теперь мой друг напоминал лайку, загнавшую белку на ствол и радостно скулившую в ожидании охотника, который снимет ее метким выстрелом.
Ствол абыя был испещрен зарубками лесной грамотой бывалых таежников. Пометки показывали направления в разные стороны. От этого кедра расходились в нужные им места охотники и те, кто орехи промышлял. Мы долго и тщательно изучали каждую метку, сверяя с моими рисунками. Разобрались все-таки. Знаки, показывающие близкое расстояние, располагались ниже тех, что вели к дальним урочищам. Дед Нартас сделал затеску очень высоко. Она указывала на северо-запад.
Напав на след, мы взяли верный курс и теперь уверенно шли к Улгеннику, к небесному огню. Каждый обнаруженный нами знак Нартаса прибавлял сил. Останавливались накоротке, брали направление на следующий ориентир и снова устремлялись вперед.