Добрая девушка, прошу, помоги мне!
Она вздрогнула, огляделась и, удостоверившись, что никого больше рядом нет, спросила:
Чего тебе, парень? Я замужем! Вот мужа сейчас позову!
Я тебя не обижу! Я заблудился! пришлось высунуться из-за кустов.
Девушка остановилась. С опаской подошла ближе и, конечно, заметила ошейник.
Так ты раб? Убежал от хозяина?
Нет, я вцепился в проклятую полосу металла на шее. Думаю, нет. Не знаю, память потерял. Но я не отсюда, это точно. У себя в городе я был не последним человеком самый что ни на есть средний класс. Мебель собирал. Потом, помню, по голове ударили, так что в глазах помутилось, а очнулся здесь. Скажи, милая девушка, где я?
Бедняга! девушка улыбнулась. Наверное, ты голоден?
До сих пор я даже не думал о еде, но от этого вопроса у меня так заурчало в животе, что я, не смея сразу просить слишком многого, просто кивнул.
На улице нельзя говорить, кто-то может увидеть, предупредила девушка. Гляди, вот там некрашеная калитка. Я пойду, а ты, чуть погодя за мной. Дверь в дом оставлю открытой. Во дворе не торчи, сразу заходи.
Девушка убежала, а я снова забился под куст.
Только собрался вылазить по улице затопали сапоги стражников.
Переждал. А когда стражники исчезли за поворотом, быстрым «деловым» шагом пошёл к гостеприимному дому.
Подумал, что праздно разгуливать по улицам рабам не положено, бегущий может привлечь ненужное внимание, а так вроде спешит себе бедняга по какому-то поручению.
За покосившейся калиткой меня ждала унылая хибара. Дверь, как и было договорено, оказалась открытой. Одним шагом перемахнув крохотные сени, я оказался в бедной комнате: земляной пол, самодельная деревянная мебель, освещение тусклое только от распахнутого окна.
Девушка сидела на лавке возле пустого стола.
Расскажи, куда я попал, милая девушка? спросил с порога. Что это за город? Какой сейчас год?
Поешь сначала, брюнетка кивнула на стол.
Я обалдел. Это когда она успела накрыть?
На деревянном столе меня уже ждал кувшин с каким-то питьём, кусок хлеба и каша в щербатой миске. Ну, на разносолы я и не рассчитывал.
Спасибо, хозяйка! от души поблагодарил я девушку и уселся на скамью, сразу хватая кувшин. Как зовут-то тебя?
Кушай, голубчик, кушай, ласково отозвалась хозяйка.
Моих вопросов она словно бы и не слышала.
Я напился холодной воды, и она показалась мне сладкой.
Из миски пахло аппетитно. Я придвинул её поближе, взял деревянную ложку и попробовал
бородачу она не полностью доверяла.
Было жарко, болели голова, руки, шея. Варан Яша во мне уснул, и как его вызвать я не знал. Вот он, может, и мог бы сейчас как-нибудь выкрутиться и удрать, а я точно нет.
Пока мы шли, связанные руки затекли. Так ведь и без рук можно остаться! Если это, конечно, всё-таки не кино.
Мне было так плохо, что оставалось только радоваться тому, что ведут меня теперь не стражники, а горожане и не к палачу, а на рынок. Как ни крути, а положение моё на одну ступеньку улучшилось.
Ну, продадут. Там, наверное, будут другие рабы и вот тогда я уже узнаю, где я и что тут происходит. А работы я не боюсь, ещё другим фору дам.
Рукастый человек да со сметкой нигде не пропадёт. Либо сумею себя выкупить, либо, на худой конец, восстание подниму. Как Спартак.
Правда теорию про всякие движущие силы и производственные отношения я уже подзабыл, да и учил я её в школе через известное место. Но с практикой-то как-нибудь разберусь, ага?
Рынок рабов был на задворках рынка обычного грязного, шумного как среднеазиатский базар.
Он оказался не очень большим, зато тихим. А то я почти оглох, пока мы шли мимо обычного рынка.
На рынке рабов меня загнали на плохо струганный деревянный помост вместе с другими беднягами в ошейниках. Здесь были только мужчины, женщин продавали на другом помосте.
Покупатели и покупательницы ходили, приценивались, изредка задавали вопросы хозяевам или толстому продавцу, что содержал этот маленький рыночек и получал свой процент со сделок.
Надо было подождать до завтра, посетовал бородач. Самый покупатель он как селёдка, с утра идёт.
Ну да, жди, жди хмыкнула Лабириана, так звали женщину. Хилкс, братец твой непутёвый, явится продаст за бесценок, лишь бы опохмелиться.
Я не очень-то прислушивался к их разговору. На помост меня выставили в самый солнцепёк, и голова разболелась ещё сильнее.
Хотелось пить. «Хозяева» мои тихо переругивались. Покупатели приценивались, но услыхав, сколько монет за меня хотят, сразу шли мимо. И за кружку воды я уже готов был отдать почти что угодно.
Чуть легче становилось, когда вдруг прилетал лёгкий бриз. Где-то рядом имелось море. Вот только мне пока не светило на пляж да с холодненьким пивом.
Рабы выглядели измождёнными, и я решил, что выгодно от них отличаюсь. Если бы не цена, меня забрал бы первый же дядька с кривыми зубами. На других рабов он даже не посмотрел.
В руке дядька держал плеть и всё время порывался ею щёлкнуть. Он окинул меня пристальным взглядом, пощупал бицепс, больно прихватив руку, и обратился к Сиону:
Сколько?
Ответила Лабириана:
Семь серебряных. Гномьих.
Ополоумела! Не стоит он таких денег! Тьфу!