Впрочем, портрет был явно старинным, а многие художники прошлого не подписывали свои произведения, считая, что зритель должен и так узнать их великолепную руку и не менее великолепную кисть.
Слишком самонадеянно, на мой взгляд, но картина была
по-настоящему хороша. Она словно притягивала к себе добрым, немного усталым, таким настоящим женским лицом, контрастами чёрного платья и белого тюрбана
Разглядывая картину, я заметила, что на полотно села муха сине-зелёная, тёмная, с блестящим тельцем и выпуклыми глазами. Она уселась прямо на белоснежное покрывало, и я невольно вздрогнула от омерзения. Мой дядя очень не любил мух, считал их разносчиками заразы и заставлял Эбенезера развешивать в комнатах пучки полыни и опрыскивать пол уксусной водой, чтобы отпугивать насекомых.
Я махнула рукой, прогоняя муху, но она не улетела, продолжая нагло сидеть на прежнем месте. Я снова махнула, одновременно подпрыгнув, чтобы точно достать до нахального насекомого. Пальцы мои коснулись полотна, картина качнулась и сорвалась с гвоздя, на котором висела.
Грохот был такой, что услышали, наверное, даже на третьем этаже. Испуганно замерев, я ждала, что сейчас прилетит с проклятиями и упрёками экономка, сбегутся все слуги, а потом и герцог де Морвиль явится узнать, что за переполох. И незадачливая Фанни Браунс будет с позором изгнана
Но прошла секунда, другая, полминуты, а никто не спешил, чтобы застать меня на месте преступления.
Немного осмелев, я подняла портрет, сбросила туфли, пододвинула скамеечку, забралась на неё и попыталась повесить картину на прежнее место.
Гвоздь был забит высоко, поэтому мне не сразу удалось попасть на него верёвочкой. Но с третьей попытки всё получилось, я выровняла раму и хотела спрыгнуть на пол, когда заметила, что проклятая муха продолжала сидеть на белом полотне.
Это больше походило на колдовство, и я, как зачарованная, соступила со скамеечки на диван, чтобы поближе рассмотреть это чудо. Это и в самом деле оказалось чудом то, что я приняла за живое насекомое, было всего лишь рисунком. Частью картины. Странный замысел художника, который для чего-то изобразил на картине муху. Причём, изобразил с такой достоверностью и чёткостью, что я разглядела даже тень от крохотных лапок.
Не веря собственным глазам, я дотянулась и погладила муху. Мой палец ощутил только лишь гладкость масляных красок. Только лишь Но зачем выписывать муху на таком замечательном портрете?..
Удивлённо покачав головой, я продолжала смотреть на этот непонятный шедевр, как вдруг позади раздался гневный окрик:
- Что это вы делаете, позвольте спросить?!
Оглянувшись, я увидела госпожу Пай-Эстен, которая застыла на пороге, и лицо её выражало одновременно и ужас, и гнев, и возмущение.
- Простите - пробормотала я, спрыгивая с дивана и поспешно натягивая туфли. Картина упала, я всего лишь повесила её на место
- Кто вам позволил - начала дама грозно, но на полуслове замолчала и потянула носом. А это что? спросила она, и лицо её из гневного стало тревожным. Где Дорис?! экономка устремилась в кухню, стуча каблуками.
Помедлив, я побежала следом и почти сразу почувствовала едкий и такой узнаваемый запах подгоревшей еды.
Я успела как раз в тот момент, когда госпожа Пай-Эстен схватила щипцы, рывком сняла с каминной решётки жаровню и заметалась, не зная, куда бы её поставить.
- Давайте сюда! сообразила я, схватив с полки огромную сковородку с низкими бортиками и поставив её на стол.
Экономка со стуком и грохотом опустила жаровню на сковородку и теми же щипцами сразу сняла крышку.
Это было совершенно лишнее, но госпоже экономке, видимо, нужно было лично убедиться, что всё погибло.
Вернее, погибло не всё если срезать мясо сверху, то как раз набралось бы на ужин для кошечки.
- Где Дорис? спросила госпожа Пай-Эстен свистящим шёпотом, разглядывая при этом тушку зайца в подливе.
Вернее, в том, что от неё осталось. Сама тушка тоже выглядела не очень. Не говоря уже об ароматах гари.
- Вы у меня спрашиваете? вежливо уточнила я, и когда экономка с молчаливым бешенством кивнула, честно призналась: - Простите, понятия не имею. Когда я зашла в кухню, здесь никого не было.
- А снять жаровню вы не догадались? теперь экономка заговорила громче, но приятнее её голос от этого не стал.
Она шипела, как змея, и я на всякий случай отступила, потому что в руках у неё были тяжёлые щипцы от таких лучше держаться подальше.
- Не догадалась, - покаялась я, разводя руками. Но не будете же вы обвинять в этом меня? я кивнула на испорченное жаркое.
Раздались взволнованные голоса и топот башмаков, а потом в кухню ворвалась Дорис в сопровождении двух служанок, которых я видела утром, когда они месили тесто. Лицо у кухарки было перепуганным, первым делом она бросилась к жаровне, увидела останки зайца и запричитала так, будто ненароком зажарила любимые туфли.
-