Вернее, улыбался джинн, очень довольный тем, что нашел еще один способ меня помучить.
Я раньше никогда не падала в обморок, а сейчас словно провалилась в бездонную яму. И, теряя сознание, очень надеялась, что больше не очнусь.
*** 12 ***
Патрик! Ужас вчерашнего вечера хлынул в душу мутным потоком.
Я распахнула глаза. Кошмар наяву продолжался. Меня окружали изъеденные временем и влагой стены, мрачные даже в утреннем свете. Я лежала, закутавшись в грязные тряпки одежду, оставленную предыдущими смертниками.
Не шевелясь, потихоньку огляделась. Где эта лживая тварь? Он не мог спрятаться в браслет, потому что я не приказала ему убираться. Значит, все еще здесь, замер каменным изваянием и пялится на меня огненным взглядом. Удивительно, что дырок на мне не прожег, пока я валялась без сознания!
Я так ясно представила его злобную физиономию и сжатые в кулаки руки, что картина, которая предстала перед глазами, когда я наконец увидела джинна, заставила меня несколько раз быстро моргнуть.
Джинн сидел, поджав под себя скрещенные ноги, в квадрате солнечного света, падающего из узкого оконца. В его глазах больше не плясали языки пламени, это были обычные глаза, разве что чуть темнее привычных карих. Он выглядел как Человек! Молодой мужчина, разве что чуть старше Патрика.
Ничего потустороннего и жуткого в его облике я не видела, просто парень, выходец из южных земель смуглый, черноволосый. Джинн вертел в пальцах соломинку, золотившуюся в лучах солнца, и разглядывал ее с таким любопытством, будто сто лет не видел ничего интереснее. Вот он поднес ее к носу и понюхал.
Безобидный облик джинна сбил меня с толку, слова «Я желаю, чтобы ты вернулся в заточение!» замерли на губах. Я приподнялась на локте и сказала:
Ты на самом деле хочешь моей смерти?
Глупый вопрос, я знаю. Легче мне станет, когда я получу в ответ «Да»? Или я надеялась услышать другое?
Взгляд черных глаз ожег, как горячие угли.
Мне не дозволено желать чего-либо, бесстрастно, по своему обыкновению, сказал он, помолчал и добавил: Но, если бы меня спросили, чего я желаю, я бы ответил: «Забвения».
Теперь он смотрел на браслет, все еще надетый на мою руку и спрятанный широким рукавом рубахи. Я села и приподняла ткань, снова, как в первый раз, изучая вместилище джинна. Странная работа, варварская и будто сделанная впопыхах. Бабочка эта оплавленная Почему бабочка?
Ты думаешь медленно произнесла я. Что меня казнят, снимут браслет с моего тела, переплавят в металл и больше никто не сможет тебя призвать?
По сузившимся глазам джинна я поняла, что угадала верно.
Тюремщики народ простой и не побрезгуют поживиться вещью, снятой с покойника, это правда, продолжила я, осторожно подбирая слова. Наверняка они решат, что я его украла. И все же кому-то из них может прийти в голову мысль, что это необычный браслет. Достаточно показать его любому ювелиру, и станет ясно, что вещица стоит целое состояние. А коллекционеры вроде герцога Алдона готовы душу отдать за подобный артефакт. Говорят, он не слишком-то боится джиннов. Раба перстня он постоянно вызывает. Видно, есть у него какие-то способы договориться Хочешь стать частью его выставки? Тогда никакого покоя и никакого забвения!
Джинн не перебивал, внимательно слушал и молча меня рассматривал.
Понять бы, что там делается, в его темной потусторонней голове!
А я могу предложить тебе забвение! вкрадчиво сказала я. Потом, когда все будет закончено
Когда все будет закончено? повторил он с вопросительной интонацией. Это когда же, маленькая дрянная лгунья?
Слова злобного чудовища вроде бы не должны были меня ранить, а ведь, поди ж ты, ранили!
Я не лгунья! прошипела я.
Вы все лжецы. Все ваше племя.
Так, ладно. Представления не имею, о чем он, просто пропущу мимо ушей.
За окнами началась перекличка, залаяла собака. Который сейчас час? Тюремщик сказал, что казнь состоится утром, а значит, у меня почти не осталось времени.
Все будет закончено, когда я отомщу графу Дейтону и Адриану, выпалила я, только в этот миг сообразив, что на самом деле желаю этого всей душой.
Ты? усмехнулся джинн. Слабая, жалкая, пустая
С сухим щелчком он переломил пополам соломинку, которую держал в руках, с таким видом, будто представлял при этом мою шею.
Я зачем-то вспомнила слова Патрика: «Ты слишком уж покорная дочь, Виви». Я действительно всегда была послушной девочкой, совсем не бойцом. Вероятно, милосерднее со стороны джинна будет позволить тюремщикам придушить меня.
Но упрямство и злость, которых я от себя вовсе не ожидала, поднялись со дна души.
Я отомщу! крикнула я. Или умру!
Джинн презрительно дернул уголком рта. И надолго замолчал.
Я с волнением прислушивалась к звукам проснувшейся тюрьмы. Потянуло дымком и запахом пригоревшей каши. Интересно, меня хотя бы покормят перед казнью? Желудок тоскливо сжался. Вряд ли кто-то станет тратить провизию на смертницу.
Герцог Алдон призывает своего раба? спросил джинн. Чего он от него хочет?
Неожиданный вопрос, но я почувствовала, что могу зацепиться за эту ниточку. Хотя и не знала, куда она меня приведет.