646 год
Признаться, я в недоумении, повелитель, склонился глава сыска и пояснил причину своих сомнений: Агент почему-то свято убеждён, что имел дело с проверкой, санкционированной вашим повелительством.
Грэхард нахмурился: он, совершенно точно, никакой проверки не организовывал.
Вызови, сухо велел он.
Этим агентом он был весьма доволен: много лет тот проживал в Анджелии под видом обычного булочника, и роль эта ему вполне удавалась. Никаких шевелений со стороны контрразведки!
В прошлом месяце пришло известие голубиной почтой, что агент узнал о возможном заговоре с целью покушения на владыку во время его поездки на Кес. Здесь, в Ньоне, оставалось лишь гадать, почему анжельские связисты отметили сообщение как возможную провокацию; ждали самого агента, чтобы узнать подробности.
Выслушав обстоятельный доклад, Грэхард понял, почему глава сыска находится в недоумении: по всему выходило, что записку с предупреждением передал Дерек, и агент, видевший его когда-то при владыке, вполне его узнал.
Отослав и главу сыска, и его подчинённого с резюмирующим «Я весьма вами доволен», подкреплённым значительной суммой, Грэхард погрузился в размышления, разглядывая помятую записку основную причину поднятого шума.
«Во время поездки в горную обитель на Кесе на нашего повелителя, возможно, произойдёт нападение из засады» значилось там по-ньонски знакомым аккуратным почерком, который, казалось, за эти десять лет не изменился ни на йоту.
Сердце
«Это не было ловушкой», повторял про себя Грэхард снова и снова, но мысль его так и не могла сместиться вперёд ни на йоту.
Он и сам уже подозревал, что попал на крючок собственной паранойи. Привыкший во всём видеть подвох с детства отражающий заговоры и покушения он всегда в первую очередь оценивал события с позиции «какой вред мне могут причинить». Эта незыблемая, как гранитная скала, позиция заставила его и в записке Дерека увидеть то, что он видел вокруг себя всегда: предательство, западню, обман.
Развитая паранойя была тем фактором, который помог Грэхарду выжить и дожить до своих лет редкий владыка Ньона мог похвастаться тем, что справил сорокапятилетний юбилей. И, кажется, впервые в его жизни эта паранойя дала сбой.
Дерек его не предал. Его записка не была ловушкой.
Грэхард и сам уже догадывался об этом просто не желал думать, не желал понимать, боясь разочароваться. Но донесение разведки было совершенно недвусмысленным: никакой засады на Кесе нет, и никаких шевелений со стороны анжельцев нет тоже.
«Это не было ловушкой», снова повторил внутри себя Грэхард, кутаясь в плащ.
На горизонте сверкнула первая молния, и эта вспышка, как толчок, наконец сдвинула его мысли вперёд, и он сделал вывод: «Это было предупреждение».
Это было предупреждение.
Дерек узнал, что ему, Грэхарду, может грозить опасность, и Дерек послал предупреждение.
Потому что не хотел, чтобы Грэхарда убили.
Громыхнуло ближе; в зыбком туманном свете можно было различить, как волна ливня неотвратимо приближается со стороны моря к Цитадели, подгоняемая порывами ветра.
«Он не хотел, чтобы меня убили», с удивлением думал Грэхард, разумом боясь верить этому выводу, но уже всем сердцем веря в него.
Вера эта пробивалась со дна его души как те лёгкие зыбкие лучи ещё не взошедшего солнца, которые, преодолевая и бурю волн, и занавес туч, и завесу ливня, всё же упрямо наполняли собой пространство, расцвечивая его мерцающими бликами почти ещё не видимого света.
Этот невидимый свет насквозь просвечивал и сердце Грэхарда, и под лучами этого невидимого света отступали и горечь, и отчаяние, и боль.
Одно чувство владело теперь Грэхардом всецело, и этим чувством была любовь к другу, который, несмотря на обиды, ссоры и болезненный разрыв, оттуда, из-за горизонта, протянул к нему свои руки, чтобы оградить его от опасности.
Потому что ему Дереку было не всё равно.
Потому что он не хотел, чтобы он Грэхард умер.
Крупные холодные капли замолотили по кладке вокруг; хотя ветер швырял их прямо ему в глаза, он не замечал этого, с неосознанной улыбкой глядя куда-то на восток туда, откуда должно было вот-вот подняться солнце, туда, где где-то далеко-далеко, за волнами и островами, в далёкой Анджелии сейчас билось сердце друга.
Ваше повелительство!.. вывел его из созерцания тревожный и опасливый голос.
Грэхард обернулся; дежурный, который спустился в караулку, чтобы не мешать владыке, нерешительно мялся у лестницы, протягивая зонт.
На лице дежурного отчётливого читалось, что он боится тревожить грозного повелителя, но отчаянно решителен в том, чтобы исполнить свой долг и уберечь его от ливня.
Грэхард рассмеялся, легко и отрадно.
Точно так к нему всегда являлся в такие моменты Дерек правда, на его лице никогда не было опаски, скорее упрёк и раздражение.
«Мой повелитель, ты опять простудишься!» гневно восклицал он, закрывая Грэхарда зонтом, а иногда притаскивая с собой и фляжку с питьём или тёплый плед.
Приняв у дежурного зонт тот чуть не вырвало во время передачи порывом сильного ветра Грэхард кивком отпустил его обратно и вернулся к зубцам башни.
Запахнув потуже плащ и укрывшись зонтом от ливня и ветра, он смотрел на восток.