А мы подобных исследований пока не проводили вовсе, задумчиво протянул Грац и, заметив мой изумлённый взгляд, равнодушно пожал плечами. А что ты хочешь, Ерофей? Естествознанию и философии, как серьёзным наукам, едва ли больше сотни лет. И это у нас, в стране, изначально весьма положительно относившейся к ментальному манипулированию, в отличие от тех же европейских соседей. По сути, несмотря на все успехи и прогресс, мы находимся лишь в самом начале долгого пути познания.
Как сто лет?! Я же читал труды философов, датированные двухсотым и даже сотыми годами нынешнего тысячелетия, начал было я, но был тут же перебит профессором.
Труды? Философов?! Чушь! Рассуждения о природе вещей, в которых они совершенно не разбираются, да ещё и сдобренные бабкиными наговорами и дремучими суевериями, взбеленившись было, Грац вскочил, но, словно осознав, что выпадает из привычного образа, спохватился и тут же вернулся в своё обычное флегматичное состояние. Рухнув обратно в кресло, он махнул рукой и заговорил знакомым занудно-лекторским тоном: Я толкую о науке, а не о псевдологической болтологии, построенной на
простейших аналогиях и тыканьи пальцем в небо. Да, это был необходимый, можно сказать, неминуемый этап в развитии человечества, но он пройден, и сейчас мы не можем смотреть на измышления учёных того времени, иначе как с усмешкой. Не на всё, конечно, были среди тогдашних шарлатанов и серьёзные исследователи, гении, своими озарениями создавшие основу нынешних философии и естествознания, но и они совершали ошибки, порой совершенно глупые, необъяснимые ограниченностью имевшихся у них знаний или убогостью гносеологического аппарата. Впрочем, на них оказывали серьёзное давление религиозные догматы, так что, частично, эти их ошибки и заблуждения можно списать на святош Кстати, Вышата, вот и опровержение твоего утверждения о том, что вера не мешает учёному в процессе познания. Если бы над тем же Якоби или Ломоносовым не довлели церковные авторитеты, вклад сих многомудрых мужей в науку мог бы стать намного более весомым.
М-да, не признаёт, оказывается, Всеслав Мекленович прежних авторитетов. Совсем не признаёт. Я покосился на Остромирова, ожидая, что тот, как это уже часто бывало, вступит в полемику с другом, но Вышата Любомирич только недовольно фыркнул в сторону профессора, и отвернулся. Точно обиделся.
Впрочем, долго обижаться на что бы то ни было Переплутов волхв-колобок, по-моему, совершенно не умеет. Так что, не прошло и минуты с последней реплики Граца, уже успевшего задуматься о чём-то высоком и, несомненно, умном, как Вышата Любомирич вновь включился в разговор. Точнее, затеял беседу на новую тему, ту самую, ради которой мы, собственно, и собрались этим утром.
Собственно, я предполагал, что эти Пат и Паташон будут радеть за скорейшее возобновление работ по их проекту, ради которого, как недавно выяснилось, меня и вытащили из того мира. Но то, что эти господа будут настолько напористы в своём стремлении, я никак не ожидал. Да и с чего бы? В Ведерниковом юрте они действовали куда спокойнее, не пытались присвоить себе всё моё свободное время, с пониманием относились к тому, что у некоего Ерофея Хабарова могут быть свои планы и цели. Хотя, может, от того и давят теперь, что нынче я уже знаю, кому должен быть благодарен за спасение от смерти?
Ерофей, ты же сам прекрасно понимаешь, чем быстрее мы начнём работу, тем быстрее будет результат, разглагольствовал Вышата Любомирич, колобком перекатываясь из одного угла комнаты в другой.
Понимаю, но прежде чем планировать наши встречи с группой, мне нужно хоть какое-то жильё найти, место под лавку, опять же. Потому как без подработки, на одних выплатах профессора, я тут ноги с голода протяну! отбрыкивался я. Хольмград это не Ведерников, всё же. Здешние цены я уже видел мельком, правда, но чтобы понять, насколько они выше, чем на юге, мне хватило!
У меня есть другое предложение, отвлёкся от своих важных размышлений Грац. Привлечённый сотрудник в лаборатории.
Мы с Остромировым недоумённо уставились на очнувшегося профессора. Кажется, не только мне его реплика показалась скажем так, не совсем понятной.
Обведя нас взглядом, Всеслав Мекленович тяжко вздохнул.
Поясняю, я могу выбить для Ерофея ставку лаборанта в Хольмском университете. Его ученического сертификата для этого вполне достаточно. Жалованье, конечно, не так чтобы очень велико, но всё же это полторы студенческих стипендии отличника, плюс бесплатное проживание в преподавательском квартале.
А полторы стипендии, это сколько? уточнил я.
Девяносто рублей в месяц, тут же ответил Грац.
Не густо. Моя лавка в Ведерниковом юрте приносила, как минимум, сотню рублей в неделю, проговорил я с грустью в голосе. Но, о том, что названная мною сумма включала в себя доход от «школьной» торговли, упоминать не стал. Зачем?
И сколько ты платил за аренду помещения и жилья? тут же откликнулся профессор.
Двести двадцать рублей в месяц, признался я. Сто тридцать за лавку и девяносто за квартиру над ней.
Плюс время, которое ты тратил на работу для пополнения товара в лавке, и время на торговлю в ней же. Так? Всеслав Мекленович смотрел выжидающе, и мне не оставалось ничего иного, как утвердительно кивнуть. Ну, а теперь подумай над выгодой моего предложения. Пять часов в сутки работы в лаборатории, девяносто рублей месячного жалованья, бесплатное проживание. Квартира в преподавательском квартале односпальная. То есть, включает в себя кухню-гостиную, спальню и ванную комнату. Сам квартал является частью университетского городка, расположенного в Загородском конце, всего в часе неспешного шага от Детинца. Не центр города, конечно, но и не самая его окраина. Шумновато, правда, бывает, когда студиозусы