Появилось ощущение, будто он что-то упустил из виду или не придал чему-то важному значения. Ему казалось, что он окончательно утонул в ее прикосновениях, в ее глазах и в этом томном поцелуе. Она целовала его медленно, осторожно, смакуя каждое мгновение. Внутри все стянуло тугим узлом, а внизу живота приятно заныло. Много ли ласки было на его веку? Уж меньше, чем хотелось бы. Да и что за ласка то была, когда за нее нужно платить золотой кроной? Руки сами потянулись к ней, сами обвили тонкую талию, сами прижали к своей груди. Она зарывалась обеими руками в его длинные волосы и жалась так тесно, что он чувствовал ее холодное и мокрое тело каждой клеточкой своей кожи.
Ты такой горячий, такой зашептала дева, едва сумев оторваться от него. Живой, добавила она тогда, когда он потянулся за новым поцелуем.
Медальон подпрыгнул так, будто его пытался кто-то сорвать с шеи.
Мастер ведьмак!
Он услышал это за спиной и хотел было обернуться, но не смог. Манящие глаза не отпускали его, не давали отвлечься.
Мастер ведьмак! все не унимались за спиной.
Он пытался повернуться. Он искренне хотел, но руки сами, словно не подчиняясь его воле, ласкали тело водной девы, оглаживали округлые бедра, сминали упругие ягодицы.
Эскель, черт тебя дери!
Закричали будто в самое ухо. В одно мгновение он обернулся, краем глаза увидев высокую девушку в белой вышитой рубахе, в подпоясанной балабонами*** юбке и с распущенными русыми волосами. Она смотрела на него с такой невообразимой злостью, что ему стало не по себе. А в следующее мгновение его затянуло под толщу воды. Настолько резко, что он едва успел сделать вдох. Тянуло его долго, будто кто-то за ноги держал. Вода была
мутной и холодной. Водоросли неприятно касались оголенных участков кожи. А через мгновение перед ним снова появились васильковые манящие глаза. И они пытались залезть в разум, пытались одурманить. Но в этот раз не получилось. В голове отчетливо звучал рассерженный девичий голос, будто отрезвляя.
Эскель, не отталкивай меня. Прошу тебя
Донеслось до него как из-под толщи воды. А когда удалось, наконец, вернуть концентрацию, перед глазами предстала истинная владелица столь прекрасных васильковых глаз. Бледно-синяя кожа, совершенно белесые глаза и болезненно-худые длинные руки теперь не казались такими манящими. Сделав несколько гребков к поверхности, ведьмак понял, что просто так ему не выбраться. Он был слишком глубоко, да и за ноги все же держало что-то, утягивая ко дну. Он боролся до конца, как мог, изо всех сил. Ровно до тех пор, пока воздух не начал заканчиваться, а в глазах не стало темнеть. Только тогда он увидел, как рука тянется к нему. Как хватает его за запястье и как тянет наверх. Он готов был поклясться, что это было настоящее чудо. Воистину чудо!
Эскель резко распахнул глаза и сел. Сердце стучало как бешеное, а сам он был весь в поту. Печь практически уже не грела, а сквозь штору неуверенно пробивался солнечный свет. Да, он был в корчме, на печи. Ровно на том месте, где и лег вчера. Смахнув с лица остатки сна, он неспешно соскочил на ноги и принялся торопливо одеваться. Благо, что одежда просохла как нужно.
Вышел в зал он в расхристанной рубахе навыпуск, в перекошенной куртке и со связкой мечей. Даже сумок своих не захватил.
Мастер? услышал он голос корчмаря и дернулся. Нервы были натянуты как струна. Но желание разобраться, что за чертовщина тут творится, было сильнее. Как спалось, мастер ведьмак? Никто не тревожил? заприметив некую растерянность и озабоченность Эскеля, продолжил корчмарь.
Хорошо спалось. Тепло. Только дочь вашу перепугал.
Дочь? Богумил как тер тряпкой деревянный стол, так и застыл. Но мастер, у меня нету и в помине никакой дочери. Ягна так и не смогла разродиться.
Нет дочери? Тогда кто же начал было ведьмак, пока не вспомнил вчерашний разговор. Ах вот оно что.
Что приключилось, милсдарь? корчмарь взволнованно уставился на Эскеля.
Ты говорил, что тот мужик, Вацлав, пьет не просыхая из-за того, что его дочь утопилась. Расскажи мне все, что знаешь.
Богумил какое-то время смотрел неверящим взглядом на него, будто не понимая, шутит ли мастер или нет. Но после недолгой паузы все же принял решение заговорить.
Значит, случилось это прошлой весной. Ладная была девка эта. Имя у нее еще такое было. Шло ей как влитое Соломея. И характер покладистый у нее был. А красоты какой! Не описать, мастер. Повадилась она сюда ходить с Вацлавом. Он раньше-то охотником был. Что подстрелит, то сюда тащит. Мы разделывали, продавали. Ему, конечно, тоже доля причиталась. Соломея и та при деле была. Подсобить могла. А похлебку такую варила. Ой, не передать, мастер. Все село сходилось на запах.
Эскель положил на скамью мечи, а сам оперся о стол поясницей и скрестил на груди руки. А корчмарь продолжал:
Значит, был у нас, ну как был, и сейчас есть, наверное, мужик один. Колек зовут. Ушел он отсюда, а куда подался неизвестно. Давненько у него деньжищ было немерено. А потом то ли пропил все, то ли проиграл, черт разберет. Словом, положил он глаз на нашу Соломею. Он к ней и так и этак, а она ни в какую. Говорила, что для мужа себя бережет. Да и ей было лет пятнадцать отроду тогда. А он-то старше был ее. Да намного.