При ярком солнечном свете Белая Дорога ей понравилось. Она была явно искусственного происхождения, вымощенная аккуратными гладкими белыми плитами. Покрытие было сделано столь искусно, что ни одна травинка не пробивалась в крошечные щели между камнями. Сразу же вспомнилось все, что преподобный Том, проявляющий искреннюю заботу о приюте, рассказывал о римлянах и их постройках. Время не касалось Белой Дороги, предпочитая обходить ее стороной. По обеим обочинам росли похожие на свечки тополя, и тени от их беспокойных листьев метались по белым известняковым плитам. Впечатлительная особа, решила Вирджиния, вполне могла бы в сумерках принять это за пятна. Подобные вещи накрепко заседают в памяти у впечатлительных дам, а потом им снятся дрянные сны. За полосой тополей теснились уже облетевшие почти рощицы, вдалеке курился дымок деревни и виден был шпиль какой-то церкви. Вполне возможно, идя достаточно долго, можно было достигнуть Бата. Дорога была прямой, как стрела. Наконец на горизонте показались очертания каких-то пронзительно белых руин. Лэнгли прибавил шагу, так что Вирджиния поспешила за ним.
Когда-то на небольшом холме (вполне возможно, он тогда холмом не был, решила Вирджиния, вспомнив рассказы преподобного Тома об археологии) высился величественный храм. Сейчас от него остались только нижние части колонн, стоящих изящным разомкнутым кругом, обломки плит и капителей и достаточно прилично
сохранившийся алтарь в центре. Подобного описания руин в дневниках старого Лэнгли пока не встретилось, алтарь заинтересовал ее, так что Вирджиния приблизилась. Он был сложен из камня, чуть белее, чем колонны, казалось, полупрозрачного и больше похожего на кварц. Солнце, отражающееся от всех обломков этого прекрасного храма, казалось тонуло в таинственных глубинах молочного-белого камня.
- Надо же, - сказал Лэнгли, осторожно касаясь гладкой плиты. Какая великолепная сохранность. Мисс Эттл, опишите в тетради как можно подробнее, что вы видите. Меня интересует алтарь. Если бы вы могли его зарисовать, было бы вообще чудесно.
В сумке, которую тащила все это время Вирджиния, обнаружился помимо планшета и толстой тетради в коленкоровой обложке плотный плед веселой расцветки-шотландки. Расстелив его на одном из камней, Вирджиния приготовилась писать, пока Лэнгли занимался замерами, чиркая что-то в блокноте, извлеченном из нагрудного кармана пиджака.
Алтарь был восьмигранной формы, наполовину вросший в землю, по крайней мере так смело предположила Вирджиния. Сложен он был из сравнительно небольших плит очень гладкого молочно-белого камня. Можно было предположить, что это мелкозернистый мрамор, хотя больше походило на кварц. К тому же, подобного мрамора Вирджиния не видела не то, что в Англии, но даже в музеях, где во множестве стояли прекрасные античные статуи. Четыре из восьми сторон алтаря покрывали рельефы. Вскочив на ноги, Вирджиния обошла все сооружение по кругу, но распознать и описать сумела только одну плиту. На ней мужчина в львиной шкуре и с палицей (Геркулес, вероятно) тащил за собой на веревке крупного трехголового пса. Остальные рельефы представляли нечто невообразимое: смешение персонажей, похожих на орнамент и орнамента, среди которого вполне могли скрываться люди. Кроме того два из них были изрядно потерты, часть рельефа была сколота. На вершине же алтаря был поставлен потрясающей красоты треножник из темной, едва тронутой патиной бронзы. Ножки были сделаны в виде трех женских фигур, в весьма расслабленных позах прислонившихся друг к другу. На их склоненные на груди головы была поставлена неглубокая плоская чаша, украшенная почти стершейся неразличимой гравировкой. Точно такие же чаши были в руках у каждой фигуры, женщины словно всматривались в их дно. Вирджиния изумилась, как это такая восхитительная вещь оказалась здесь, в глуши, почему ее не увезли еще в музей, хотя бы того же Бата. И, конечно, каким образом она столь хорошо сохранилась.
Поставив точку в пространном и весьма вдохновенном описании алтаря, Вирджиния убрала блокнот в сумку и еще раз подошла к треножнику, обошла его по кругу. Жаль, не видно гравировку. Насколько же она была, наверное, прекрасна!
Лэнгли как раз закончил замеры, бросил рулетку в ту же сумку и раскрыл свой футляр. На свет он извлек то, что к изумлению Вирджинии походило на фотокамеру, только очень маленькую.
- Камера Лейца, - пояснил Лэнгли, слегка потешаясь над изумлением девушки. Портативная. Экспериментальный образец, чудом удалось его раздобыть. Если эта малышка будет пользоваться спросом, а я уверен, она будет, года через два появится на рынке.1
Вирджиния никогда не испытывала интереса к разного рода техническим штучкам, и тем не менее в этой фотокамере было что-то очаровательное. Лэнгли ловко с ней управлялся, и девушка ходила за ним по пятам, привстав на цыпочки и заглядывая через плечо. Утомившись, она вернулась к пледу, села, вытянув ноги, и стала разглядывать обломки колонн, напоминающие острые белые клыки.
- Кажется, время обеда, - практично заметил Лэнгли, убирая камеру в кожаный футляр.