Щупальце над нами дернулось, словно гигантская змея из кошмаров, собираясь ударить. Миллионы глаз-душ сфокусировались на мне, излучая чистую, дистиллированную ненависть и голод такой силы, что казалось, он может высосать саму жизненную искру из тела, оставить лишь пустую оболочку.
Кажется, она выбрала второй вариант! крикнула Никталия, едва удерживая свой мерцающий щит из теней и лунного света. Щит вибрировал, как натянутая струна под ураганным ветром, грозя лопнуть, Не самая общительная дамочка! Или кто это? Мужчина? Оно? Коллективное бессознательное с ПМС? И где Аймос со своей дезинсекцией, когда он так нужен
Принимаем бой! рявкнул Карнакс, вставая в несокрушимую
защитную стойку. Его красные доспехи вспыхнули внутренним огнем, словно сердце вулкана, Айси, левый фланг! Никталия, правый! Эстро, Пугливка, сосредоточьтесь на на том, что вы там собирались делать! Это не похоже на тактически выгодную позицию, но выбора у нас нет! Мы вас прикроем!
Айсштиль без слов метнулась влево, ее движение было резким и точным, как удар ледяного кинжала. Копье описало дугу, и стена сверкающего, острого льда взметнулась между нами и одним из щупалец.
Лед трещал под ментальным давлением, на нем мгновенно появились паутинки глубоких трещин. Но он держался, излучая ауру чистого, упорядоченного холода.
Чистая, структурированная сила льда против хаоса агонизирующих душ кто кого?
Никталия, издав боевой клич, больше похожий на визг испуганной насмерть кошки, скользнула вправо. Пространство там исказилось, наполнившись призрачными, манящими огнями и пугающими тенями. Классический прием попытаться свести противника с ума иллюзиями. Вот только как свести с ума то, что уже является концентрированным, разлитым в пространстве безумием?
Щупальце над нами ринулось вниз. Падение горы из чистой агонии, чтобы раздавить, поглотить, растворить. Карнакс встретил его ударом своих мечей. Рассвет и Закат столкнулись с массой душ с оглушительным ревом. Белый огонь и черная пустота вгрызлись в щупальце, оставляя глубокие, светящиеся раны. Из которых, казалось, вырывались беззвучные крики новых тысяч душ, попавших под раздачу.
Щупальце взвыло (если этот ментальный вопль боли и ярости можно было назвать воем) и отпрянуло. Но тут же, игнорируя зияющие раны, которые начали медленно затягиваться мутной серой пленкой, снова начало опускаться.
А я я смотрел на Пугливку. Она стояла рядом, неподвижно, ее тело била мелкая дрожь, как осиновый лист на ледяном ветру. Ее хрупкая фигурка казалась такой беззащитной перед этим колоссом страдания. Ярость, которая помогла ей справиться с призраками, оказалась бесполезна перед лицом этого вселенского кошмара.
Она смотрела на щупальце широко раскрытыми голубыми глазами, и я видел в их глубине отражение мириадов страдающих, искаженных лиц. Она тонула в этом океане чужой боли, захлебывалась ею.
Пугливка, я положил ей руку на плечо, стараясь говорить как можно спокойнее, вливая в голос уверенность, которой, признаться, и сам не до конца обладал, Посмотри на меня. Не на них. На меня. Ты слышишь их? Чувствуешь их боль?
Она судорожно кивнула, не в силах оторвать взгляда от медленно опускающегося щупальца, не в силах вымолвить ни слова. Ее губы дрожали, а по щекам катились слезы.
Ты часть Лилии, богини природы, продолжал я так же ровно, стараясь зацепить ту часть ее сознания, что помнила о лесе, о жизни, о гармонии, Помнишь, о чем мы говорили? Природа это не только цветочки и бабочки. Это и круговорот жизни и смерти. Это и покой земли, куда уходят все, чтобы обрести отдых. Это и тихое понимание, которое приходит после самой страшной бури. Ты можешь их понять. Ты можешь достучаться до них. Не до Сущности целиком она слишком велика, слишком хаотична, как океан в шторм. Но до отдельных душ внутри нее. До тех, кто еще не окончательно потерял себя в этом кошмаре, кто еще помнит, что такое покой. Попробуй. Не бойся их боли. Не впитывай ее. Используй ее как ключ. Покажи им то, чего они так жаждут, но ищут не там. Я рядом. Я прикрою тебя.
Я видел отчаянную борьбу в ее глазах. Ужас боролся с состраданием, желание спрятаться, свернуться калачиком и исчезнуть с внезапно проснувшимся чувством долга. А потом она глубоко вздохнула. Вытерла слезы рукавом своего белого, уже изрядно испачканного платья. И медленно, очень медленно подняла голову.
Я я попробую, прошептала она, и в ее голосе, несмотря на дрожь, прозвучала новая решимость.
Она закрыла глаза. Ее тело напряглось, белые волчьи ушки встали торчком, улавливая не звуки, а тончайшие вибрации чужих эмоций, как сверхчувствительные локаторы. Она не пыталась призвать лианы или использовать когти, которые так эффективно рвали призраков. Вместо этого она сосредоточилась.
Я почувствовал, как от нее исходит слабая, почти неосязаемая, но невероятно чистая волна эмпатии. Она не формировала слова или приказы это было бы бесполезно против такого хаоса. Она транслировала образы, ощущения. Я видел их краем своего сознания: тихий покой зеленого леса после теплого летнего дождя, влажная земля под ногами, запах прелой листвы и грибов, мягкий шелест вековых деревьев над головой, теплое солнце на поляне, усыпанной полевыми цветами, беззаботное журчание прозрачного ручья, омывающего гладкие камни, глубокая, безмятежная тишина спящего в своей уютной берлоге