Лица всадников, механиков и магов были искажены первобытной яростью и болью утраты. Их клинки и штыки сверкали холодным, слепящим светом. Маги начали выкрикивать гортанные заклинания, их посохи засветились зловещими сферами энергии они готовились штурмовать барьер или выжечь нас на месте.
Я не сделал ни единого шага назад. Просто поднял правую руку в кожаной перчатке высоко над головой, чтобы видели артиллерийские наблюдатели на дирижаблях и земле. А затем резко, рубяще опустил ее вниз, как гильотину.
И Ад обрушился им на головы.
Сначала с неба. Где-то высоко, в свинцовых облаках, завыли сирены боевой тревоги дирижаблей. И небо прочертили десятки огненных строчек пулеметные трассеры, длинные, и ядовито-желтые. Они смели первые ряды всадников словно серпом.
Люди и кони падали, пронзенные десятками пуль, превращаясь в кровавое месиво. Снаряды легких пушек с воющим звуком рвали землю прямо среди скачущей кавалерии, вздымая фонтаны грязи, алой крови, клочья шинелей и обрубков тел. Воздух наполнился визгом раненых лошадей, криками гибнущих людей, зловонным запахом разорванных кишок и пороха.
Потом последовал удар с флангов. Мои полковые големы оглушительно рявкнули. Тяжелые снаряды, предназначенные крушить стены, со страшным, нарастающим воем врезались в землю перед танками и в гущу бегущих магов. Взрывы слились в один сплошной, оглушающий грохот, от которого дрожала земля под ногами. Люди и лошади разлетались в кровавые лоскутья. Один танк, угодивший прямо под снаряд голема, вздрогнул, его корпус разорвало изнутри чудовищным оранжевым пламенем.
Но они не остановились. Обезумевшие от горя, ярости и фанатичной отваги, Шуйские рвались вперед, словно таран. Истинный русский дух! Величие безумной смелости! Их уцелевшие маги, укрывшись за двумя оставшимися танками, сцепили посохи и взвыли в унисон. Воздух перед атакующей колонной заструился, заискрился, сформировав огромный куполообразный щит дрожащий, переливающийся всеми цветами радуги от нечеловеческого напряжения. Пули и осколки отскакивали от него рикошетами, как горох от стены. Они приближались. Уже метров за триста, сквозь дрожащий щит, были видны искаженные оскалы и безумные глаза.
Тогда заговорили мои маги. Те, что стояли за барьером рядом со мной, в безопасности, но с лицами, осунувшимися от концентрации. Руки взметнулись в сложных пассах, посохи вспыхнули ослепительными знаками. Родились и понеслись к врагу: ледяные копья размером с телеграфный столб; сгустки зеленой плазмы, искрящие статикой и смертью; невидимые волны чистой силовой энергии, сминающие пространство, от которых трескалась земля на пути.
И мое собственное заклинание. Я отбросил шашку она воткнулась в землю рядом с мертвой головой Шуйского, как мрачный памятник. Я сжал кулаки до хруста костяшек. Мой Источник взвыл протестом, но подал достаточно энергии. Передо мной, над головами моих магов, воздух заклубился, как в печи, раскалился докрасна, потом до белого каления. Из вихря пламени и пепла родился и вырос миниатюрный огненный шторм свирепая спираль яростного пламени и раскаленного, черного пепла, пожирающая кислород. Я мысленно толкнул его вперед, вложив всю свою волю, всю ненависть к этой бессмысленной бойне, всю холодную решимость победить. Шторм понесся навстречу атакующим.
Стихия врезалась в радужный магический щит Шуйских. На мгновение щит выдержал, заискрился миллионами искр, затрещал, как тонкий лед под тяжестью. Маги Шуйских взвыли в агонии, из ноздрей и ушей у них хлынула кровь от напряжения. Но в итоге рассыпался. Словно гигантское стекло, разбитое тараном. Огненная спираль, теперь ничем не сдерживаемая, ворвалась в гущу кавалерии и пеших магов с ревом вулкана.
До меня донесся один сплошной, утробный, вселенский вопль. Вопль животного ужаса и нечеловеческой агонии. Люди вспыхивали живыми факелами в доспехах и кафтанах, их крики обрывались в шипении жареной плоти. Лошади вставали на дыбы, охваченные пламенем, и падали, давя седоков, превращаясь в груды тлеющего мяса и костей. Маги пытались защититься, выбросив перед собой слабые индивидуальные щиты, но щиты гасли, как свечи на ветру. Их мантии вспыхивали, плоть обугливалась за секунды. Два уцелевших танка замерли, их сталь начала плавиться и течь, как воск, из амбразур повалил черный ядовитый дым внутри горели заживо механики. Воздух наполнился сладковато-приторным запахом горелого мяса и смрадом паленой шерсти.
Это был не бой. Это было избиение. Мясорубка. Поле перед холмом превратилось в пылающий ад, усеянный черными, обугленными силуэтами, тлеющими трупами лошадей, оплавленными остовами машин. Единицы уцелевших в панике побежали обратно к Спасским воротам.
Я неподвижно стоял, втягивая в легкие едкий, сладковатый дым пожарища. Окровавленная шашка у ног напоминала о начале этого кошмара. Тело Шуйского и его отрубленная голова казались теперь лишь ничтожными деталями на фоне грандиозного уничтожения.
Долохов опустил переговорный амулет, его лицо было мертвенно-бледным, глаза расширились и стали походить на блюдца. Он смотрел не на поле боя, а на меня. В его взгляде читался уже не просто настороженный интерес, а леденящий ужас и немой вопрос: Что ты за монстр такой?