Я обернулся и резким жестом указал на группу связанных пленных.
Я ПРИВЁЛ ВАМ ПОДАРОК! ВОТ ОНИ! ЗНАТНЫЕ СЫНЫ МОСКВЫ И РОССИИ, СЛЕПО ПОШЕДШИЕ ЗА ПРЕДАТЕЛЯМИ ИЛИ ЗАСТАВЛЕННЫЕ СИЛОЙ! НАЗОВИТЕ СВОИ ИМЕНА! ПУСТЬ ВЕСЬ ГОРОД УСЛЫШИТ, ЧЬЯ КРОВЬ ЗДЕСЬ СЕГОДНЯ ПРОДАЕТСЯ!
Повисла густая, смолянистая тишина. Пленные переглянулись, некоторые заплакали, другие попытались выпрямиться, глотая слезы унижения. Один, молодой, с орлиным профилем, но в разорванном студенческом мундире, вдруг выкрикнул, превозмогая страх:
Я князь Игорь Безухов! Сын князя Петра Безухова!
Его крик, усиленный магией, прокатился над полем.
И тут прорвало плотину:
Граф Михаил Строганов!
Барон Артур фон Клейст!
Андрей Карамзин! Сын сенатора!
Павел Оболенский!
Студент Императорского Технического Училища Фёдор Жуков!
Купец первой гильдии Семён Романов!
Имена, фамилии, титулы. Знатные, громкие, известные в Москве да и на всю Россию. Каждое имя вонзалось, как нож в спину,
защитникам города. Каждое имя звучало криком отчаяния и приговора. Я видел, как на стенах началось движение, как некоторые фигуры отшатнулись, услышав знакомые имена. В городе, наверное, начиналась паника.
Когда последний пленный, старый полковник с седыми усами, хрипло представился, я снова шагнул вперед. Голос мой стал тише, но магия звука сделала его еще более пронзительным и ледяным.
СЛЫШИТЕ, МОСКВА? СЛЫШИТЕ, ЗНАТНЫЕ СЕМЕЙСТВА? ВАШИ СЫНОВЬЯ, ВАШИ МУЖЬЯ, ВАШИ БРАТЬЯ ЗДЕСЬ! НА КРАЮ ПРОПАСТИ! Я ТРЕБУЮ ОТ ВАС ТОЛЬКО ОДНОГО! Я выдержал драматическую паузу. ВЫДАЙТЕ МНЕ ВЕРЕЙСКИХ! ВЫДАЙТЕ МНЕ ЛУНАЧАРСКОГО И ЕГО ШАЙКУ! АТАКУЙТЕ ИХ СЕЙЧАС ЖЕ! ПРИНЕСИТЕ МНЕ ИХ ГОЛОВЫ!
Напряжение достигло предела. Казалось, весь город замер, затаив дыхание.
НО ЕСЛИ ВЫ НЕ СПОСОБНЫ НА ЭТО мой голос снова грохнул, ТО СОБИРАЙТЕ ВАШИ РОДОВЫЕ ДРУЖИНЫ! ВАШУ ВЕРНУЮ ОХРАНУ! И ПРИХОДИТЕ КО МНЕ! ВМЕСТЕ МЫ ОЧИСТИМ МОСКВУ ОТ НЕЧИСТИ! ДАЙТЕ МНЕ ЗНАК ОТКРОЙТЕ ВОРОТА ИЛИ ПОДНЕМИТЕ ИМПЕРАТОРСКИЙ ШТАНДАРТ НА БАШНЕ! ВАМ ДАНА ВОЗМОЖНОСТЬ СПАСТИ СВОИХ!
Я выдержал паузу, давая надежде жалкой, ничтожной просочиться в сердца тех, кто слушал за стенами. А потом обрушил молот.
В ПРОТИВНОМ СЛУЧАЕ! я повернулся и медленно, театрально, направился к тому, кто стоял особняком. К Шуйскому. Гренадеры грубо подтолкнули его вперед, к самому краю барьера, лицом к Москве. Князь упал на колени и застонал. Я остановился перед ним. Моя рука легла на эфес генеральской шашки Брусилова тяжелой, неудобной для меня, но символичной.
Я БУДУ УБИВАТЬ ИХ! КАЖДЫЙ ДЕНЬ! КАЖДОЕ УТРО! У ВАС НА ГЛАЗАХ! Я НЕ ШУЧУ!
Я наклонился к Шуйскому. Его единственный глаз, полный животного ужаса, смотрел на меня. От него пахло страхом, кровью и немытым телом.
Твое последнее слово, Князь, сказал я тихо, но магия донесла и этот шепот до стен. Скажи его Москве. Скажи своим.
Шуйский задрожал. Слезы грязные, смешанные с кровью и соплями потекли по его избитому лицу. Он открыл рот, из которого было выбито несколько зубов, и хрипло, сдавленно, но на удивление громко выкрикнул:
Пощадите! Ради Бога! Пощади!
Я выхватил шашку. Длинный, тяжелый клинок блеснул тусклым светом сквозь магический барьер. Шуйский вскинул связанные руки в бессмысленном жесте щита. Город за стенами замер.
Клинок опустился. Быстро. Тяжело. Со звуком рубящего топора. Шея не оказала серьезного сопротивления. Голова князя Дмитрия Шуйского отделилась от плеч и покатилась по теплой земле, оставляя за собой кровавый след. Тело рухнуло вперед, судорожно дергаясь. Фонтан алой крови хлынул во все стороны.
Тишина после удара была гробовой. Даже ветер стих.
Но, как и ожидалось, продлилось это недолго. Со стороны Спасских ворот грянул первый звук. Дубовые створки, окованные железом, с грохотом распахнулись, словно пасть разъяренного зверя.
И оттуда, с безумным, исступленным гиканьем, под черно-красными знаменами с вышитым гербом Шуйских вздыбленным грифоном, вынесся кавалерийский отряд. Человек двести, не меньше. Это была родовая конница Шуйских их дружинники, вооруженные кривыми саблями и карабинами, в дорогих, но походных кафтанах, на породистых, горячих конях.
Я увидел лица, искаженные яростью и горем за князя, за поруганную честь рода. За ними, пыхтя густым черным паром, лязгая гусеницами по мягкой земле, выполз десяток неуклюжих паровых танков коробчатых, уродливых, больше похожих на передвижные крепости с амбразурами для пулеметов. А за ними, отставая, но яростно размахивая посохами, бежали маги в темных, подпоясанных мантиях вероятно, домовые чародеи Шуйских, их ауры пылали гневом. Месть. Немедленная, яростная, не санкционированная командованием ЛИР. Чисто родовая, фамильная истерика. Шуйские рванули отбивать тело своего сюзерена или просто смыть позор кровью.
ГЛУПЦЫ! прошипел я сквозь стиснутые зубы. Долохов, стоявший рядом, уже поднес переговорный амулет к губам. Его голос резанул воздух металлом:
Всем батареям! Огонь по бунтовщикам! Немедленно! Шквальным огнем!
Атакующие мчались через широкое, открытое поле, несясь прямо на наш холм, на дрожащий синеватый барьер, за которым я стоял, даже не шелохнувшись. В руке я держал окровавленную шашку, тяжелую и чужую. У моих ног лежало обезглавленное тело Дмитрия Шуйского, из шеи которого еще пульсирующе сочилась алая жизнь.