Я отпрыгивал в сторону за секунду до того, как лезвие топора прочертит огненную трассу на месте моего торса. Я приседал, и волна разрушительной энергии проносилась над моей головой. Я подставлял клинок под те удары, которые мог отразить, уводя их силу вскользь, в пустоту, чувствуя, как рука немеет от каждого парирования.
Но атаковать сам я не мог. Вернее, мог, но это было бы бессмысленно. Его энергетический щит был непробиваемой скалой. Мои удары отскакивали от него, не оставляя и царапины. Я был обречен на защиту, на изматывающую оборону, на надежду, что его бешеный расход энергии иссякнет раньше, чем мои силы или удача.
И я почти дождался. Его атаки стали чуть менее частыми, щит на мгновение мерцал после особенно яростного взрыва. В его глазах, полных безумной ярости, появилась тень усталости. Он тратил ману как сумасшедший, а я лишь грамотно расходовал свою, перераспределяя ее между татуировками, «Прогулками» и клинком.
Почти.
Моя мана закончилась раньше. К сожалению, эту разницу в три стадии я не мог покрыть при всем желании и мастерстве. Выход оставался только один.
Я обратился внутрь себя, к тому источнику, что заменил мне ядро. К золотой паутине Маски Золотого Демона на моей груди. Она пульсировала, холодная и ненасытная. А еще полная энергии, которую можно было напрямую конвертировать в ману.
Где-то в будущем момент моей смерти стал на несколько часов ближе. Деградация моих сил, тот момент, когда Маска начнет пожирать меня изнутри, также нависла более тяжелым грузом.
Но мана хлынула в меня потоком. Золотистая,
чужая, обжигающая жилы.
Я рванулся с места, едва уклоняясь от секиры. Татуировки на моих руках снова засветились, но теперь их свет был странным, мерцающим, с золотыми прожилками.
Гирм замер на мгновение, удивленный. Он тоже явно понимал что я устаю и теряю силы, и теперь не мог осознать, откуда я взял энергию для продолжения боя.
Но, похоже, ему было все равно. С новым ревом он ринулся в атаку.
А я продолжил отступать, парировать, уворачиваться. Но теперь у каждого моего движения была цена. Каждый всплеск маны стоил мне кусочка моей жизни. Я буквально отдавал свои дни за каждую секунду этого боя.
Дни, а еще деньги. У Маски был довольно четкий «курс» энергии к золоту. И в топке этого боя за пару минут сгорело уже десять миллионов золотых.
К счастью, этого оказалось достаточно. Я увидел.
Щит Гирма, некогда несокрушимый, дрогнул не на миг, а на целую, полную секунду. Не просто ослаб он распался, рассыпался на мерцающие осколки, которые тут же испарились в пустоте.
Его мана, бушевавшая как дикий зверь, наконец иссякла. Не полностью, но достаточно, чтобы лишить его восьмидесяти процентов мощи. Его ярость не угасла, но сила, питавшая ее, кончилась.
У меня не было времени думать. Не было времени рассчитывать. Был лишь инстинкт и ярость, купленная дорогой ценой.
Я рванулся вперед, игнорируя протест мышц, крик разорванного плеча, жгучую рану на спине. Я вложил в этот удар все, что у меня оставалось остаток выкупленной жизни, всю ненависть, всю боль.
Гирм, движимый инстинктом, попытался увернуться. Моя сабля, направленная в грудь, прошла ниже и левее, под ребра, в живот, пробив мышцы и задев что-то важное внутри. Теплая кровь хлынула мне на руку.
Но его ответный удар не заставил себя ждать. Его секира, вспыхнувшая остатками магической мощи, обрушилась на меня. Я не успел скочить. Лезвие, ударило меня по левому плечу, рядом с шеей.
Кость хрустнула, плоть разорвалась. Боль, острая и оглушительная, на миг затмила все. Я почувствовал, как ключица отделяется от плеча, как что-то важное внутри переламывается. Это была травма даже более серьезная, чем та, что я нанес Гирму.
Но у меня был источник маны. Проклятый, дорогой, но источник, с помощью которого можно было остановить кровотечение и унять боль.
Пока Гирм пытался зажать рану в животе, из которого хлестала кровь, я уже конвертировал еще один клочок своего будущего в энергию. Золотая энергия влилась в меня, и я направил ее в артефактные татуировки с исцеляющим эффектом, вплетенные вдоль ребер и на груди.
Они вспыхнули холодным, успокаивающим светом. Боль не ушла, но превратилась из всепоглощающей волны в терпимое, пульсирующее жжение. Смертельная опасность миновала и я даже почувствовал возможность продолжать бой.
Для Гирма такого исцеления не было. Он истекал кровью, его лицо стало землистым. Он попытался замахнуться секирой снова но это было жалкое, беспомощное движение. Я парировал его одной рукой, почти не чувствуя усилия, и нанес ответный удар.
«Энго» вошел ему в правое предплечье, чуть ниже локтя, перерубив мышцы и сухожилия. Его пальцы разжались, и секира, символ его мощи, полетела в темноту Неба, увлекаемая инерцией замаха.
Он больше не мог сражаться.
С диким, полным ненависти и боли ревом он развернулся и попытался бежать. Оттолкнулся от невидимого воздуха, пытаясь запустить свои «Прогулки». Но его движения были неуклюжими, маны не хватало даже на это.
Мои же «Прогулки», подпитанные золотом моей жизни, сработали мгновенно. Я настиг его за два взмаха сердца. Он обернулся, пытаясь ударить меня, но я поймал руку и защелкнул на запястье браслет наручников, блокирующих ману, до сих пор висевших у меня на поясе.