Признав, что Власть Отца была целиком упразднена, посмотрим, что можно сказать о разделении или обособлении трех остальных типов, составляющих политическую Власть. Мы уже видели, что упразднение отцовского начала ведет к неизбежному противостоянию начала Судьи началам Вождя и Господина. Отделение судебной власти от двух других «властей» является тем самым «естественным» процессом. Отметим, что сама идея «разделения властей» появилась в истории именно по требованию независимой «судебной власти» (уже в Средние века Magna Charta libertatis). Как раз такое «разделение» кажется самым оправданным: сегодня мы склонны видеть в нем чуть ли не «аксиому» политики.
Действительно, отделение Власти Судьи от остальных Властей, входящих в политическую глобальную Власть, в известной мере оправдывается анализом феномена «Власти». Вечность противостоит Времени, Власть Судьи по самой своей сущности противостоит трем прочим. С учетом того, что Власть Судьи предполагается «признанной» всеми другими Властями, кажется естественным, что ее «опора» отлична и независима от «опор» других Властей.
Однако мы видели также и то, что отделение Власти Судьи от совокупности политической Власти ее обособляет и делает партикулярной, превращая лежащую в ее основании «Справедливость» в «классовую» Справедливость.
Примечание. Уже яростная полемика, вызванная этой марксистской трактовкой, указывает на верность этой последней.
Тем самым мы сталкиваемся с антиномией («кантовской») политической теории. А это позволяет предположить, что мы имеем дело со смешением по сути своей различных элементов: политического правосудия (рассматривающего главу государства и его подчиненных, равно как граждан в качестве граждан) и «частного» правосудия (которое судит о людях как индивидах или членах семьи, представителях «общества» гражданский кодекс, уголовный кодекс). (См. наброски о Праве.) В том, что «частное» правосудие, его Власть и его «носитель» должны быть отделены от политической Власти, теория политической Власти не видит никакой необходимости. Привязывая ее к политической Власти, мы избегаем ее вырождения в «классовое» правосудие со всеми его политическими неудобствами. И наоборот, «политическая» справедливость должна противостоять Власти, каковую она должна быть способной «судить», а потому было бы естественно приписать ей особый и независимый «базис».
Примечание. Весь вопрос в том, каким должен быть этот базис. Идеальным был бы спонтанный генезис Власти Судьи («заявляющий о себе», например, посредством выборов). Но на практике маловероятно такое пришествие персоны (индивидуальной или коллективной), признаваемой достойной того, чтобы судить всех прочих как гражданин (в том числе и как глава государства). Поэтому предпочтительнее создать ее с помощью лотереи, проводимой среди всех граждан, какими бы они ни были. Этот Судья или политический Трибунал должен быть наделен тотальностью Власти Судьи (политической) и быть отделен или даже получить независимость от прочих Властей. Иными словами, он должен судить, руководствуясь лишь теми «законами», которые он сам себе дал. В частности, он не обязан судить, опираясь на Конституцию, поскольку в таком случае он признавал бы авторитет «законодательной власти» (каковая может изменить Конституцию) и не был бы от нее «отделен». (Тогда не было бы никакого смысла в его «автономной» власти.) Исторический опыт подтверждает такой взгляд: суд Конвента над Людовиком XVI имел несомненное политическое значение (будь оно положительным или отрицательным); попытки судить глав государства или его высших чиновников посредством «юридического» трибунала жалким образом проваливаются, идет ли речь о России в 1917 г. или о суде в Риоме в 1942 г.).
Предположив, что глобальная политическая Власть включает в себя только три начала (ибо лишена начала Отца), мы утверждаем тем самым, что начало Судьи (политического) должно быть «обособлено» от начал Вождя и Господина. Теперь нам следует задать вопрос: должны ли эти последние быть также отделены друг от друга, как этого требует «конституционная» теория. Однако и теория, и практика, и простой здравый смысл согласны в отрицании этого «конституционного» требования. Если мы примем всерьез такое разделение законодательной и исполнительной властей, то это было бы равнозначно учреждению одной «власти», которая обязана все предвидеть и ничего не мочь, и другой, которая должна все мочь, ничего не предвидя. В случае конфликта между ними (а «разделение властей» имеет смысл лишь в том случае, если предполагается возможность конфликта) законодательная «власть» будет тут же раздавлена исполнительной «властью», и Государство перестанет существовать в данной форме.
Примечание. Вот почему в государствах с таким «разделением» законодательная «власть» склонна ослаблять или даже аннулировать исполнительную, а эта последняя (с чуть меньшей «убежденностью», так как у нее имеется фактическая власть) представляет иллюзорной законодательную «власть». Разделение этих двух «властей» чаще всего ведет к упразднению одной из них, а тем самым к новой ампутации политической Власти насколько одна из них не может «уловить» другую, сделавшись тем самым составной, а не разделенной, «властью».