Он вооружен и подготовлен для боя с джедаем.
Но это его не спасает.
Он умирает раньше, чем видит стремительно приближающийся к нему бело-голубой клинок.
Смерч лихо закрученного сальто над головами двух сражающихся бок о бок воинов и их беспомощное падение, когда световой меч одним ударом рассекает основания их шей и отрубает конечности
Изумленное мигание глаз уже другого воина Содружества, когда энергетическое острие вонзается в его открытый рот, прожигая твердое нёбо до самых костей черепа
В этих кратких вспышках смерть, которую несет Бреано Умакк своим противникам
Резкий запах подгорелого молока с добавками металла так пахнет человеческая кровь, свертывающаяся из-за жара клинка бахрома обжигающего льда полоски его плоти, иссеченные бластерными выстрелами
Холодное пламя контролируемого гнева, отравляющего сознание
Это всего лишь слабые помехи в симфонии Силы, которую исполняет мастер-дженсаарай.
Сила не только поддерживает
его, не только поднимает и уносит его: Сила втекает в вены, чтобы его сердце билось в одном ритме с ритмом окружающей вселенной.
Он стал Силой, и Сила стала им.
Он и не подозревает о неотвратимости смерти: причины и следствия исчезли вместе со страхом, и сомнениями, и болью в ту самую нескончаемую секунду, когда он сознательно лишил себя самообладания.
У него была цель, к которой он шел долгие тридцать лет.
И он постигал ее.
В один момент штурмовики и солдаты противника просто закончились.
Мон-каламари на мгновение остановился, оглядываясь по сторонам.
Да, он убил всех противников, которые находились в Вестибюле Храма джедаев.
Всех тех, кто пытался убить его.
Кроме одного.
Того самого, который выжидал.
И сейчас медленно двигался к нему навстречу, поднимая клинок в характерной для Соресу позиции.
Стоя до сих пор под сводом остатков арки главного входа в Храм, он шел навстречу своему учителю.
Не прекращая взращивать в себе ярость и гнев, усиливая себя с помощью Темной Стороны Силы.
Желая могущества и победы.
Иссушая себя изнутри.
Выжигая дочиста.
Бреано Умак улыбнулся, видя то, что идет к нему навстречу.
Он безошибочно осознал, что вот это прямо здесь, прямо сейчас и есть то самое, ради чего он прожил жизнь.
Его ноги ступили на этот путь в тот день, когда он родился; любой успех или трагедия, любая дурацкая выходка и унижение, каждый необъяснимый поворот жестокой судьбы добавлял каплю к тому потоку внутри него, который копился за барьерами самодисциплины.
Эти барьеры были созданы джедаями, пытавшимися сгладить острые углы его высокомерия и страха; безжалостными шутками приятелей, высмеивающих его попытки впечатлить их; и даже обучением у наставника
«Джедай ничего не строит из себя, Бреано. Сражение это не игра. Для джедая схватка это заведомый проигрыш. Трагедия. Если необходимо пролить кровь, джедай делает это быстро, хирургически точно, со всем подобающим почтением. Со скорбью».
Так ему говорили.
Говорили, твердили, вдалбливали в голову.
И не верили в это.
Не принимали.
Умак так долго, так натужно пытался быть тем, кем все хотели его видеть; пытался сдерживать свой страх, свои едкие шуточки, звучавшие не к месту и не ко времени; пытался быть хорошим учеником, хорошим другом, скромным разумным, настоящим джедаем
Но под сводом этой арки попыткам пришел конец.
Нет причины и дальше отрицать правду о себе.
Игра в героя не просто допустима она необходима.
Чтобы удержать этот порог, недостаточно ранить и убивать, недостаточно быть сдержанным, хирургически точным, и скорбящим. Чтобы удержать порог, он должен не просто разить, а разить без усилия, без опасения, со смехом.
С радостью.
Чтобы удержать порог, он должен танцевать, кружить и прыгать, увлекая своих противников.
Жертв.
Он должен вынудить их сознательно помедлить перед тем, как выступить против него.
Должен заставить их бояться.
Он произнес слова: волшебное заклинание, разрушившее барьеры и освободившее бурный поток.
Поток, который смыл с него всю шелуху, оставив лишь то, ради чего он жил и был готов умереть.
Идею лучшего будущего для своих братьев и сестре.
Живых и тех, кто придет им на смену.
Ни один не пройдет.
В его руках клинок павшего героя его учителя, который он добыл неимоверными усилиями, но теперь он сам герой, и падать не ему.
Он возносится.
Сила гремит в нем, и он гремит в Силе.
Сняв запреты, оставив в стороне все сознательные мысли, прислушиваясь только к своей страсти и радости, контролируя их в этом сражении, он обретает мощь, о которой и не мечтал.
Он сам стал схваткой.
Он не знает об усыпавших пол тоннеля трупах, которые его ноги проворно минуют сами по себе.
Он не знает об искореженных пластинах дюрастила, которые сам же и оторвал от обломков ворот, поднимающихся и вращающихся вокруг него, чтобы отразить бластерные заряды, которые запускают в него снайперы и подступающие для новой атаки новые обреченные бойцы.
Не знает о полуразрушенных статуях из атриума, которые Сила увлекла в танец; о гигантских фигурах джедаев многих рас, населяющих галактику, которые словно ожили и выступили на его стороне, гремя, вертясь и падая, подминая под себя десятки и сотни врагов, и превращая атриум в место бойни.