Был ли это император Палпатин, который м-м-м хотел преподнести вам такой роскошный подарок, а заодно заиметь еще один рычаг управления вами, или же это сделал тот, кого Алария назвала Бертом? Если это Палпатин, то встает другой вопрос: как его вещь попала в руки Берта? А если это сделал Берт в своей Академии, то зачем?
И каждый вопрос, произнес Император тяжелым, гнетущим голосом, рождает еще с десяток вопросов
За полуоткрытыми дверями, ведущими в комнату отдыха сразу за кабинетом, раздался какой-то неясный, тихий, осторожный звук, и Инквизитор мгновенно среагировал, бросив быстрый острый взгляд в темноту.
Однако Вейдер оставался все так
же неподвижен и спокоен.
Он точно знал, кто еще есть в его покоях.
Побеседовать с ней? спросил Инквизитор, отводя глаза от ожившей, тихонько дышащей темноты. Или пытать?
Пытать, задумчиво повторил Вейдер. Насколько она сильна? Ты прикасался к ней, ты знаешь.
Фрес рассеянно пожал плечами.
Ее Сила, Владыка, ничтожна, ответил он, немного подумав. Я полагаю, что увеличение количества мидихлореан в ее крови было сделано искусственно, в качестве улучшения клона, его характеристик, и призвано именно для того, чтобы искусственно поддерживать ее молодость долго сколь угодно долго до нужного момента
Инквизитор еще помолчал, обдумывая что-то.
Также думаю мне так кажется, Владыка что это не Палпатин изготовил этот клон. Кто-то другой. Кто-то, обладающий хорошим даром предвидения, знающий, что вы взойдете на престол терпеливо дождавшийся этого и подсунувший своего нестареющего клона вам
Вейдер очень тихо и очень страшно расхохотался, и его черты исказились торжеством и лютой злобой, и на миг он стал чем-то неуловимо похож на Инквизитора, расположившегося по другую сторону стола.
Но на троне, тихо и быстро произнес Вейдер, не я, а Триумвират.
Да-а-а, протянул Инквизитор, чуть улыбнувшись. Понимаю
Завтра я поговорю с ней сам, произнес Вейдер, поднимаясь, дав понять Дарту Фресу, что аудиенция окончена.
Инквизитор поднялся, в очередной раз стрельнув глазами на полуоткрытую дверь.
Доброй ночи, его полупоклон, предназначавшийся Императору, был обращен скорее к той самой темноте, наблюдавшей за разговаривающими ситхами, и на миг ему почудился яркий синий бархат длинного платья Императрицы на толстом дорогом ковре.
Дарт Вейдер кивнул головой, и Дарт Фрес отступил от его стола, растворился в темноте.
На миг кабинет Императора осветился то раскрылись двери, ведущие в коридор, выпуская Лорда Фреса, и золотой луч выхватил из полумрака Еву, замершую на пороге комнаты отдыха.
Дарт Вейдер обернулся к жене, и свет погас, растворив фигурку женщины во мраке.
Ситху не нужен был свет, чтобы в полумраке комнаты найти Еву. Стараясь ступать как можно тише, отчасти копируя мягкий шаг Инквизитора, чье присутствие внесло какую-то особую, тревожную ноту в звучание ночи, Дарт Вейдер осторожно обошел стол, и кончик его металлического пальца высек высокий звенящий звук из поверхности, прочертив на ней дугу. Ребристая рукоять сайбера, прихваченного со стола мимоходом, как бы невзначай, удобно и привычно легла я отполированную, ртутно поблескивающую ладонь, и ситх прикрепил его к поясу, словно собирался куда-то идти.
Вероятно, на какую-то важную встречу?
За полуприкрытой дверью, в полумраке небольшой спальни, в темно тревожной тишине, витал страх. Неясно белеющая во тьме разобранная постель, похожая на пышно взбитое облако, была пуста.
Дарту Вейдеру этот страх показался похожим на липкие паучьи сети, опутавшие пространство так густо, так плотно, что походили на тонкий ковер. И в эпицентре этого живого, дышащего, ранящего болью страха, была Ева.
Безусловно, она слышала холодно слетевшее с уст Инквизитора: "Вам предлагают новую Императрицу", и эти слова поразили ее словно молния, словно самый смертоносный прием, разрывающий грудь и превращающий живое сердце в кровавый бесформенный ком.
Даже если бы он этого не сказал, Ева поняла это сама; это было слишком очевидно, слишком грубо и просто. Но произнесенные вслух, эти слова стали реальностью, обрели кровь и плоть, и разящую смертоносную силу.
Инквизитор был прав приманка была слишком хороша, слишком соблазнительна, слишком прекрасна. Одного вида яркого, невероятно красивого лица Падме хватило, чтобы поселить в сердце Императрицы жгучую, непереносимую ревность и страх. Страх, что прошлое снова протянет свои липкие холодные щупальца и уничтожит то хрупкое теплое настоящее, в котором впервые за очень долгое время Ева почувствовала себя в безопасности. Почти в безопасности.
И теперь она боялась, что Император, посмотрев в эти глубокие, как самая темная ночь, глаза, вспомнит давно покинутое на Корусканте счастье и шагнет навстречу той, которая долгие годы была для него лишь отчаянной горячечной мечтой, желанным и недосягаемым призраком.
Ведь именно ради этой женщины он шагнул во всепожирающий огонь страсти ситха, изменившей его самого и всю его жизнь.
Такие женщины не забываются, нет!
Не бывает, чтобы они вдруг переставали что-либо значить и превращались в серый образ, в одну из прочитанных и скучных страниц жизни.