От невозможности понять этого человека разболелась голова. Почему в театре он повернулся и уставился ей в глаза? Почему так бесконечно долго не отводил взгляд? Как Люциус Малфой оказался в нужном месте в нужное время, успев подхватить, когда она падала? Неужели следил? И почему прижимал ее к себе так сильно? Почему так близко, дразняще близко, наклонился, столь резко отстранившись потом? Тогда ей, охваченной смущением и гневом, казалось, что он развлекается, забавляясь ее реакцией на своё поведение. Но сейчас воспоминания о глазах Малфоя ярко вспыхнули в сознании, и она вспомнила его дыхание. Тяжелое. Быстрое. Да взаимная жажда была осязаема, даже воздух вокруг них был пропитан этой жаждой, Гермиона окончательно уверилась в этом.
И, наконец, она вспомнила последние, ужасные слова Люциуса и яркие детали, нарочито подчеркнутые им. Его прошлое, прошлое Пожирателя Смерти, снова кольнуло память. Это был человек, который видел и делал множество мерзких и отвратительных вещей. И все, что он сказал, лишний раз напоминало об этом... Его слова вызывали отвращение, но почему-то она знала, что произнесены они нарочно, в ожидании от нее подобной реакции. Анализируя последнюю фразу Малфоя снова и снова, Гермиона поняла одну вещь: фактически Люциус сказал, что был бы счастлив, видеть ее мертвой «всего несколько лет назад», но не сейчас. Это прозвучало достаточно ясно.
Действительно, для нее не было новостью то, что во времена возвышения Волдеморта, Малфой и все остальные Пожиратели Смерти преследовали ее лишь за то, что она маглорожденная. И он мог бы убить ее или ее друзей не единожды, особенно тогда, в Отделе тайн. Но хотел ли он этого на самом деле: сам, лично? Или побуждали интересы Волдеморта? Где она, эта самая правда?
Да, все, что говорил Люциус Малфой, было сказано Пожирателем Смерти. Бывшим Пожирателем, так или иначе сумевшим после войны избежать Азкабана, хотя Министерство магии было бы невероятно счастливо запереть его там, появись для этого хоть малейшая возможность. И будет счастливо сделать это и теперь, соверши Малфой хоть какой-то проступок.
Возможно, именно это и стало истинной причиной его поведения в театре он должен вести себя безупречно. Прокручивая в мыслях мельчайшие детали, Гермиона так и не могла понять, что этот человек для нее угроза или та бесконечная абсолютная защищенность, испытанная в его руках
Ее здравому смыслу был брошен вызов, и решение, наконец, пришло: если встретит Малфоя снова, то поведет себя спокойно и рассудительно, больше не позволяя юношеским эмоциям взять верх. Он был загадкой.
Малфой казался чем-то таинственным, что она должна разгадать, и Гермиона надеялась, что у нее будет шанс узнать и понять об этом человеке хоть чуточку больше. Может быть, тогда поймет и то, почему он вызывает такую сильную реакцию у нее самой эмоциональную, да и физическую. И почему, черт возьми, Малфой не скрывая своего интереса к ней, вдруг резко и безжалостно отталкивает в следующую минуту.
«Ну уж нет! Я не могу позволить ему взять над собою вверх. В конце концов, нет проблемы, которую нельзя было бы решить. И этот ребус, этого человека, я тоже решу. Головоломку под названием «Люциус Малфой» я разгадаю!»
Уже проваливаясь в сон, Гермиона поняла, что больше не ощущает ни обиды, ни сожаления, но кое-что она все-таки чувствует. Не могла врать сама себе жгло отнюдь не негодование на Кингсли и не воспоминания о прошлых пытках. О нет, это был жгучий гнев на Люциуса Малфоя; на мерзавца, что отстранился, когда она так отчаянно хотела его.
Проснувшись следующим утром, Гермиона тут же встретила взгляд Рона, с тревогой ожидающего ее пробуждения.
Все хорошо, любимая? стараясь не показать, что волнуется, спросил он.
Гермиона кивнула. Выбросив из головы все, что мучило ее предыдущие недели, она успокоилась, как только приняла решение «разгадать загадку по имени Малфой».
Да, спасибо, Гермиона понимала, что вчерашние события придется как-то объяснить и не желала, чтобы Рон начал выпытывать то, говорить о чем совершенно не хотелось. Правда, Рон, я в полном порядке. Просто вечером все оказалось чересчур. Меня впечатлила реставрация Ковент Гардена и то, что вижу родителей рядом с волшебниками, что нахожусь в магловском мире с тобой, да и Кингсли тоже постарался. Мне вдруг стало неловко и неуютно в том мире, который раньше я считала родным, понимаешь? Иногда такое происходит: человеку становится больно, даже если причину этой боли объяснить невозможно
Шеклбот сказал, что ты ужасно разозлилась, когда увидела на спектакле Малфоя, осторожно проговорил Рон, удивленный, что Гермиона почему-то не упоминает об этом.
И она почувствовала, как внутри что-то екнуло. Надежда избежать любого упоминания о происшедшем оказалась тщетна. Взяв себя в руки, Гермиона заговорила как можно спокойней, хотя знала румянец уже полыхнул по щекам.
Ах, да, и это тоже Как-то не ожидала, что окажусь в магловском театре в компании Пожирателя. Забавно, не находишь?! Так или иначе, я высказала Кингсли все, что думала на эту тему! и неловко засмеявшись, поднялась с кровати, давая понять, что разговор окончен.