Подбежав к Рону, она бросилась ему на шею и, задыхаясь от рыданий, с промокшим от слез лицом, смогла кое-как проговорить:
Отведи меня домой, пожалуйста. Я хочу скорее уйти отсюда
Никто из трех волшебников не сомневался, что это самое нужное и правильное, что они могут сделать сейчас для Гермионы. И, не задавая никаких вопросов, втроем они вывели ее из Королевского Оперного Театра, чтобы быстро найдя подходящий переулок, аппарировать домой.
Оставшись один, с выражением странной пустоты на лице Люциус какое-то время не отрывал глаз от места, где только что стояла Гермиона. Потом, неторопливо подойдя к стене, он с силой ударился об нее лбом и закрыл глаза. Глубоко и медленно дыша, Малфой чувствовал, как последние остатки его мучительного нереализованного возбуждения, наконец, исчезают.
8. Решимость
Доставив Гермиону в квартиру, все трое, не останавливаясь, начали хлопотать над ней, непрерывно предлагая то воду, то еду, то зелья. Все они видели, насколько сильно волшебница казалась расстроенной, но каждый четко ощущал, что обсуждать происшедшее она явно не готова. Поэтому мужчины с облегчением вздохнули, когда через некоторое время Гермиона успокоилась и присела на диван, отрешенно потягивая воду. Минуты текли одна за другой. Ее молчание стало напрягать растерянные Ормус и Кингсли все еще оставались в квартире, не зная, что делать дальше. Внезапно Гермиона ощутила напряженность, повисшую в воздухе, и бросила на них быстрый взгляд, в котором одновременно мелькнули удивление и легкое раздражение.
Все хорошо. Вам незачем больше беспокоиться.
Дорогая, ты уверена? мягко спросил Кингсли, снова вспоминая недавнее состояние этой молодой сильной ведьмы.
Да, решительно ответила Гермиона, бросая на него категоричный взгляд.
Немного обескураженные Кингсли с Ормусом собрались, и Рон, слегка смущенный поведением подруги, проводил их вниз до входной двери.
Возвратившись несколько минут спустя, он увидел, что диван пуст; Гермиона уже легла в кровать. Заглянув в спальню, Рон мягко позвал:
Гермиона, и с облегчением услышал спокойный ответ.
Со мной все в порядке, Рон. Просто вечер, музыка, встреча с родителями Как-то странно подействовало. Мне нужно немного побыть одной
Конечно же, он принял объяснение, хотя и понимал, что за истерикой в театре стоит нечто большее. Кингсли рассказал о реакции Гермионы на Люциуса Малфой, и Рон мог вообразить, как это подействовало на нее. Но сейчас поверил, что Гермиона успокоилась. Поэтому тихо пожелал «спокойной ночи», сказал, что ляжет приблизительно через час и аккуратно закрыл дверь.
Водоворот эмоций и воспоминаний о прошедшем вечере непрерывно кружился в сознании Гермионы, лежащей в уже таком знакомом состоянии пристального вглядывания в темноту спальни.
Как обычно, она анализировала все детали произошедшего, снова и снова проигрывая в памяти слова Люциуса Малфоя.
Во-первых, то, что он считал посещение магловского театра целой толпой волшебников редкой глупостью было абсолютно правильно. Сама эта идея казалась ей сейчас опрометчивой и непродуманной.
Гермиона ведь тоже обратила внимание, как непривычно для маглов были одеты некоторые волшебники. И странные взгляды маглов, обращенные на эти нелепости. Да и музыка вызывала в волшебниках такие глубокие эмоции, что стихийная магия могла проявиться просто в любой момент.
Во-вторых, Гермиона признала, что падение с лестницы могло создать еще один виток проблем. Друзья наверняка использовали бы заклинания, чтобы исцелить ее, и сделали бы это, не задумавшись. Или же маглы могли отправить ее в одну из своих больниц, и никто даже не узнал об этом. И Бог знает, не проявилась ли бы там ее собственная природная магия? Люциус Малфой, определенно, был прав, давая ей понять, что волшебники находились в очень уязвимом положении среди огромного скопления обычных людей.
Кольнуло воспоминание о том, что он считает ее неуклюжей и по-детски незрелой. Но чего еще было ждать от Люциуса Малфоя? Гермиона усмехнулась, вспоминая рассуждения Кингсли об «изменившемся Малфое».
Снова и снова в голове звучали слова Люциуса: «я не мог позволить неуклюжей маглорожденной ведьме навернуться вниз по лестнице на глазах у сотни маглов. Это было бы глупо, не правда ли? А вы, мисс Грейнджер, по-видимому, снова и снова пытаетесь привлечь к себе всеобщее внимание. Не кажется, что пришло время повзрослеть?»
Она почувствовала, как опять захлестывают гнев и раздражение, но тут же со стыдом вспомнила, насколько глупо и невоспитанно вела себя с Кингсли. Да еще на глазах у магловского политика.
«Ну почему я не могу управлять своими эмоциями?»
Несмотря на злость, Гермиона неохотно признала, что все, о чем говорил Люциус Малфой было справедливо и умно. Все, о чем говорил!
Внезапно вспомнилось еще об одном. Не обратив на это внимания поначалу, сейчас она вздрогнула: Люциус назвал ее «маглорожденной». С какой стати он не бросил свое обычное «грязнокровка», которое раньше использовал, не задумываясь? Гермионе не верилось. Не было никакого сомнения, что Малфой хотел обидеть и оттолкнуть ее, это было абсолютно точно. Но почему не выбрал самое обидное, самое ненавистное для нее оскорбление?