И, действительно, он прочел всего Гофмана и по-русски и по-немецки, почти всего Бальзака («Бальзак велик»!). Прочел «Фауста» и мелкие стихотворения Гёте, а также Гюго, кроме «Эрнани» и «Кромвеля». Виктор Гюго «лирик чисто с ангельским характером», но низко стоит во мнении французов. И замечает о Низаре , осмелившемся критиковать автора «Од и баллад»: «Низар (хоть и умный человек), а врет».
Но самое глубокое впечатление на Достоевского произвел Шиллер. «Я вызубрил Шиллера, говорил им, бредил им».
А также и Расин!
«У Расина нет поэзии?.. Читал ли ты Iphigénie ; неужели ты скажешь, что это не прелестно А Phedre ? Брат! Ты Бог знает что будешь, ежели не скажешь, что это не высшая, чистая природа и поэзия Теперь о Корнеле. Читал ли ты Le Cide . Прочти, жалкий человек, прочти и пади в прах пред Корнелем. Ты оскорбил его!»
Адресат этих писем также бредит поэзией, как и их отправитель. Михаил не только увлекается поэзией, но и сам сочиняет стихи «до умопомрачения». И пишет отцу: «Ну! папенька! Порадуйтесь вместе со мной! Мне кажется, что я не без поэтического дарования! Написал я уж много мелких стихотворений Теперь я начал писать драму».
Письмо начинается заявлением, прочитав которое штаб-лекарь, должно быть, едва не задохнулся от возмущения:
«Пусть у меня возьмут все, оставят нагим меня, но дадут мне Шиллера, и я позабуду весь мир!»
Зато брат в восторге от его стихотворений:
«Брат, я прочел твое стихотворенье Оно выжало несколько слез из души моей и убаюкало на время душу»
И в подтверждение своего впечатления цитирует слова их юного друга Шидловского.
Странный юноша, этот Шидловский.
«Взглянуть на него: это мученик! пишет Федор. Он иссох; щеки впали; влажные глаза его были сухи и пламенны».
Достоевские встретились с ним в гостинице, где остановились по приезде в Петербург, и, узнав, что молодой человек, ожидающий должности в Министерстве финансов, настоящий поэт и собирается публиковать свои стихи, поспешили познакомиться с ним. Восторгу Федора и Михаила нет границ. Даже штаб-лекарь поддался обаянию этого юноши, красноречивого, широко образованного и по-байроновски
мрачного, как того требовала мода. Шидловский знакомил своих юных друзей с достопримечательностями столицы, и они вместе совершили паломничество в Казанский собор. Позже, разъезжая между Петербургом и Ревелем, он служил братьям курьером.
«Знакомство с Шидловским, утверждает Достоевский, подарило меня столькими часами лучшей жизни О какая откровенная чистая душа! У меня льются теперь слезы, как вспомню прошедшее!»
Действительно, Федор и Михаил покорены, увлечены этим поэтом-чиновником, который пишет:
«Ведь я волкан! Огонь моя стихия!» и верит в это.
Шидловский влюблен в некую Марию, но она выходит замуж за другого. «Без этой любви, замечает Достоевский, он не был бы чистым, возвышенным, бескорыстным жрецом поэзии».
Но это не все. Поэта мучат религиозные сомнения. Шидловский чувствует себя и призванным, и прóклятым одновременно. Он разрывается между богохульством и истинной верой. По ночам он работает пишет Историю русской церкви. Однако климат Петербурга ему вреден, он уезжает к матери и поселяется в деревне. В этом сельском уединении его охватывает религиозный экстаз, и он ищет спасения от душевного разлада в строгом образе жизни, поступив послушником в монастырь с суровым уставом. Напрасно. Вскоре, отчаявшись обрести душевный покой, он предпринимает паломничество в Киево-Печерскую лавру. Некий старец, прозорливец, советует ему, как позже посоветует Зосима Алеше Карамазову, «жить в миру». Шидловский возвращается в свое имение, где живет до самой смерти, не снимая облачения инока-послушника. По временам он уходит из дому, бродит по дорогам, останавливается в каком-нибудь трактире и проповедует Евангелие крестьянам, которые, обнажив головы, благоговейно внимают ему. Он умирает в 1872 году.
Не подлежит сомнению, что впечатление от двойственного характера Шидловского, разрывавшегося между христианским смирением Алеши и сатанинским отрицанием Ивана Карамазова, преследовало Федора Михайловича на протяжении всего его творчества. Существо из «льда и пламени». Как большинство его героев. Как он сам.
Федор не выдержал экзамена по алгебре и оставлен на второй год в классе. «Я не переведен! пишет он брату. О ужас! еще год, целый год лишний!»
В своем провале он винит преподавателя алгебры, который несправедливо провалил его. Этот преподаватель ему мстит, ненавидит его. Все его ненавидят. «Хотелось бы раздавить весь мир».
А отцу посылает подробный список своих баллов, из коего следует, что причина провала злое недоброжелательство.
«Боже мой! Чем я прогневал Тебя? Отчего не посылаешь Ты мне благодати своей, которою мог бы я обрадовать нежнейшего из родителей? О скольких слез мне это стоило В 100 раз хуже меня экзаменовавшиеся перешли (по протекции)».