Я улучу момент и поговорю с Апионом, сказала я, а тетя запрокинула голову и устремила взгляд в бескрайнее небо.
XII
Если ты принесла деньги, то знай: Харан освобождает тебя от платы.
Да, он сам мне об этом сказал. Я пришла попросить об услуге, которую ты мне задолжал. Я постаралась изобразить душевность: хорошему человеку, как известно, и услужить не жалко.
Апион вздохнул и отложил перо.
Мой дядя наказал тебе следить за мной и Йолтой, пока сам он будет в отъезде. Я же со всем почтением прошу тебя не затрудняться, выполняя столь обременительное поручение, и предоставить нас самим себе.
Если вы собираетесь выйти из дома вопреки воле Харана и рассчитываете, что я ничего ему не скажу, то вы ошибаетесь. Иначе я могу лишиться службы.
Но взятки тоже могут лишить тебя службы, парировала я.
Казначей встал из-за стола. Его черные локоны блестели от масла. Я уловила запах мирры.
Значит, ты мне угрожаешь?
Я всего лишь прошу, чтобы ты смотрел в другую сторону, пока Харана нет. Мы с теткой провели здесь больше года, но так и не увидели величия Александрии. Что плохого, если мы осмотрим город? Я не хочу рассказывать Харану о деньгах, что ты получил от меня, но придется, если ты откажешь в помощи.
Он разглядывал меня, обдумывая серьезность угрозы. Не уверена, что дала бы делу ход, но Апион не мог полагаться на случай. Я посмотрела ему в глаза.
Я забуду о ваших прогулках, сказал он. Но как
только Харан вернется, мой долг будет выплачен. Поклянись, что более не будешь меня шантажировать.
Шантаж слишком грубое слово, поморщилась я.
Грубое, но верное. Поклянись, что все закончится с возвращением твоего дяди.
Клянусь.
Казначей снова сел, жестом показав, что я могу идти.
Скажи, твой отец еще жив? спросила я.
Он уставился на меня:
Мой отец? Какое тебе до него дело?
Помнишь, когда мы впервые встретились в Сепфорисе
Он прервал меня, поджав губы:
Хочешь сказать, когда ты была беременна?
Я не сразу поняла, о чем речь. Я уже забыла, как солгала ему, но он помнил. Когда я притворилась беременной, чтобы получить желаемое, я не знала, что поеду в Александрию, где несколько месяцев спустя моя ложь раскроется. Я почувствовала, как краска стыда заливает мне щеки.
Собираешься снова соврать, будто потеряла ребенка?
Нет, я признаю, что солгала, но больше так не поступлю. Прости меня. Я действительно сожалела о той лжи, однако она помогла нам попасть в Александрию. А шантаж, как Апион предпочел назвать мою просьбу, помог нам обрести свободу передвижения по городу. Да, я сожалела но и не сожалела тоже.
Он кивнул, плечи у него опустились. Мои слова успокоили Апиона. Я снова заговорила:
Как я собиралась сказать, когда мы впервые встретились, я упоминала, что моя тетка знала твоего отца. Он ей нравился, и она попросила меня разузнать о его здоровье.
Скажи ей, что он благополучен, хотя с возрастом погрузнел от пива, вина, хлеба и меда.
Аполлоний жив!
Если Йолта вдруг захочет его повидать, где его можно найти?
Не хотел бы я давать вам лишнюю причину покидать дом, но вы все равно это сделаете. Отец проводит время в библиотеке, куда ходит каждый день, чтобы посидеть в крытой галерее и поспорить с другими о том, далеко ли Господь удалился от мира: на тысячу итеру или же на семь тысяч.
Они полагают, что Господь далеко?
Среди тех, кто там собирается, есть платоники и стоики, а также последователи иудейского философа Филона мне мало известно о том, что они думают.
Он махнул рукой, и на этот раз я удалилась.
XIII
По центру улицы, насколько хватало глаз, перетекала из одного узкого ложа в другое вода, ближе к домам стояли сотни медных сосудов, наполненных маслом: их зажигали по ночам, чтобы освещать путь. Женщины были одеты в синие, черные или белые туники, присобранные под грудью яркими лентами, что не шло ни в какое сравнение с моим простым назаретским платьем из тусклого неокрашенного льна. Я любовалась их витыми серебряными браслетами в форме змей, серьгами в виде колец с жемчугами, глазами, подведенными черным и зеленым, волосами, убранными в узлы на макушке, и аккуратными кудряшками на лбу. Я перекинула свою длинную косу через плечо и вцепилась в нее, словно она была якорем.
Когда мы приблизились к царскому кварталу, я впервые увидел обелиск высокую узкую колонну, устремленную в небо. Я уставилась на него, вытянув шею.
Этот памятник посвящен определенной части мужского тела, без тени улыбки пояснила Йолта.
Я снова посмотрела на обелиск и услышала смех Лави, который подхватила и Йолта. Я промолчала, хотя мне ее выдумка показалась убедительной.
Его используют для определения времени, сказала тетя, глядя на длинную черную тень, которую отбрасывал обелиск. Сейчас два часа пополудни, нам надо поторапливаться.
Мы вышли из дому в полдень, тихо выскользнув через пустующие в это время помещения для слуг. Лави настоял на том, чтобы пойти с нами. Зная о цели нашей прогулки, он нес сумку, в которой были все наши деньги на тот случай, если придется подкупить Аполлония. Лави все время умолял меня идти помедленнее и даже заставил нас перейти на другую сторону улицы, когда нам встретились официального вида римляне. Я смотрела на него и думала про них с Памфилой: по-видимому, сейчас они были не ближе к свадьбе, чем в тот день, когда Лави впервые упомянул об этом.