Мы присели у пруда, и я рассказала ей про свидетельство о смерти. Йолта посмотрела в пустое безоблачное небо, уронила голову на грудь и всхлипнула. Я обняла ее за опущенные плечи, и мы долго сидели в молчании, потрясенные, вслушиваясь в звуки сада: щебет птиц, шуршание ящериц, колыхание листьев на ветру.
IX
Я вернулась в постель, и мне приснился сон.
Поднимается сильный ветер. Воздух наполняется свитками. Они парят вокруг меня подобно белым и коричневым птицам. Я поднимаю глаза и вижу летящую богиню-соколицу Нефтиду.
Я проснулась, но сон не шел из головы. Меня наполнила какая-то легкость, и я подумала о деревянной шкатулке для тайных бумаг. Мне чудилось, как Нефтида вылетает из своей темницы на крышке, шкатулка открывается нараспашку, а свитки покидают свое узилище.
Я лежала очень тихо и пыталась во всех подробностях припомнить момент, когда Фаддей показывал мне шкатулку: ключ, замочная скважина, свитки внутри, я дважды перечитываю свидетельство. До меня донесся голос Фаддея: «Закон не требует уведомления о смерти ребенка только взрослых, которые внесены в податные списки. Иногда свидетельство все же составляют, но крайне редко. Помню, я счел это необычным».
Тогда я решила, что это не важно, но теперь мне стало любопытно: зачем дядя стал утруждать себя, заявляя о смерти Хаи, если этого не требовалось? Почему так важно было оставить запись? И еще кое-что: девочке было всего два года, когда она умерла. Не странно ли, что ее жизнь оборвалась сразу после изгнания Йолты?
Я вскочила с кровати.
Когда Фаддей пришел в скрипторий, я уже ждала его.
Мне нужно еще раз заглянуть в шкатулку, заявила я.
Старик покачал головой:
Ты же видела свидетельство. Зачем снова смотреть его?
Я решила не делиться ни своим сном, ни подозрением, что дело нечисто.
Дядя уже ушел в город по делам. Опасности нет, сказала я.
Я боюсь не Харана, а его слугу, того, с бритой головой, ответил Фаддей.
Я знала, о ком он. Ходили слухи, что бритоголовый пресмыкается перед Хараном, шпионит на него и готов на все, лишь бы снискать расположение хозяина.
Мы быстро управимся! продолжала молить я.
Писец вздохнул и повел меня в кабинет. В шкатулке я насчитала девять свитков. Развернув один, я наткнулась на документ, в котором Харан обвинял вторую супругу в нарушении клятвы верности. Второй свиток оказался их разводным письмом.
Фаддей наблюдал за мной, косясь в сторону двери.
Не знаю, что ты ищешь, но лучше бы ты поторопилась.
Я и сама не знала. Развернув третий свиток, я положила его на стол.
Хойак, сын Диоса, вдовец, пастух верблюжьего стада деревни Сокнопайю, передает свою дочь Диодору, двух лет от роду, жрецу храма Исиды в обмен на 1400 серебряных драхм.
Ты что-то нашла? спросил Фаддей.
Упоминание о двухлетней девочке.
Он начал было задавать вопросы, но я взмахом руки попросила подождать и продолжила чтение.
Покупатель, не желающий разглашать своего имени в силу занимаемого положения жреца египетской богини, получает Диодору в законное владение и с этого дня будет распоряжаться ею и владеть преимущественными правами на ребенка. Означенный Хойак отныне не может забрать дочь и настоящей купчей, записанной в двух экземплярах, дает на то свое согласие и подтверждает получение оговоренной суммы.Подписано Хараном бен-Филипом Левитом по поручению Хойака, не знающего грамоты, сего дня месяца эпифи тридцать второго года правления блистательного императора Гая Юлия Цезаря Октавивана Августа.
Я подняла голову. Жар поднялся от шеи и залил лицо. Потрясение. Я прошептала: «София».
Что? Что там написано?
Двухлетняя девочка, дочь человека по имени Хойак, вдовца, нуждавшегося в деньгах, он продал ее жрецу. Я снова посмотрела в текст. Ее звали Диодора.
Покопавшись в шкатулке, я выложила на стол рядом с купчей свидетельство о смерти девочки. Двухлетняя Хая. Двухлетняя Диодора. Хая умерла, и в тот же месяц того же года продали Диодору.
Не знаю, пришел ли Фаддей к тому же выводу. Спрашивать я не стала.
X
Она открыла глаза и нахмурилась, морща лоб.
Зачем ты меня разбудила? сердито спросила она.
Тетя, у меня хорошие новости. Я нашла документ, который дает основание надеяться, что Хая может быть жива.
Она резко выпрямилась. Глаза вдруг оживились и заблестели.
Ана, о чем ты говоришь?
«Лишь бы я не ошибалась», мелькнуло в голове.
Я рассказала Йолте про свой сон и вопросы, которые начала задавать себе; поведала о том, как вернулась в кабинет Харана и снова заглянула в шкатулку. Когда я дошла до купчей, тетя посмотрела на меня в недоумении.
Проданную девочку звали Диодора, сказала я. Но не странно ли, что Хая и Диодора одного возраста? Одна умерла, вторую продали в рабство в тот же месяц того же года.
Йолта закрыла глаза.
Это один и тот же ребенок.
Уверенность в ее голосе напугала, но вместе с тем воодушевила и восхитила меня.
А что, если, подхватила я, что, если двухлетнюю девочку жрецу продал не бедный пастух, а сам Харан?
Йолта посмотрела на меня с удивлением, к которому примешивалась печаль.
А после этого, продолжала я, Харан подстраховался, сделав запись о смерти Хаи. Как по-твоему, могло такое случиться? Способен ли Харан на обман?