Йолта бросала на меня неуверенные взгляды, Лави переминался с ноги на ногу. На Апиона я не смотрела, но вздох облегчения, сорвавшийся с его губ, услышала.
Ты признаешься в том, что попала в мой дом хитростью? Харан рассмеялся, однако без всякой злости. Зачем ты явилась?
Дядя, как тебе известно, отец мой умер. Нам с теткой некуда больше идти.
Разве у тебя нет мужа? удивился он.
Вопрос закономерный, и я должна была его предвидеть, однако же он застал меня врасплох.
Муж отослал ее, пришла мне на помощь Йолта, понимая, что я слишком медлю с ответом. Ей стыдно упоминать о своем позоре.
Так и было, промямлила я. Он выставил меня за дверь. И, не дав Харану поинтересоваться причиной изгнания, поспешно продолжила: В сопровождении телохранителя мы отправились к тебе, ведь ты старший брат моего отца и глава нашей семьи. Мой обман вызван желанием приехать сюда и служить тебе. Я прошу твоего прощения.
Он повернулся к Йолте:
А она сообразительная, это мне нравится. Теперь отвечай ты, давно утраченная сестра. Зачем ты вернулась сюда спустя столько лет? Только не говори, что ты тоже жаждешь служить мне, я тебя знаю.
Ты прав: у меня нет намерения служить тебе. Мне нужно только одно вернуться домой. Мое изгнание длилось двенадцать лет, разве этого недостаточно?
Значит, дело не в стремлении разыскать свою дочь? Губы дяди тронула насмешливая улыбка. Всякая мать захотела бы перед смертью воссоединиться с утраченным ребенком.
«Он не только жесток, но и догадлив, подумала я. Не стоит впредь его недооценивать».
Моя дочь давным-давно живет в приемной семье, сказала Йолта. Я утратила право на нее и не питаю ложных надежд на встречу. Если ты захочешь открыть мне ее местонахождение, я приму известие с радостью, но сама давно примирилась с потерей.
Тебе известно, что я ничего не знаю о том, где живет Хая. Ее новая семья настояла на заключении договора, согласно которому мы не можем поддерживать с ними связь.
Как я уже сказала, дочь больше не моя, повторила Йолта. Я пришла не за ней, я здесь только ради себя. Харан, позволь мне вернуться домой. Ее раскаяние выглядело очень убедительно.
Харан выбрался из пятна слепящего света и принялся мерить атриум шагами, заложив руки за спину. Он сделал Апиону знак удалиться, и казначей почти бегом покинул зал.
Дядя остановился передо мной.
Ты будешь платить мне пять сотен бронзовых
драхм за каждый месяц, проведенный под моей крышей.
Пять сотен! У меня было с собой полторы тысячи серебряных Иродовых драхм. Сколько это в египетской бронзе, я не знала. Я рассчитывала, что денег должно хватить на год: я собиралась потратить их на какое-нибудь жилище, к тому же нам нужно будет чем-то заплатить за обратную дорогу.
Сто, сказала я.
Четыре сотни, не уступал он.
Сто пятьдесят, и ты возьмешь меня к себе писцом.
Писцом? фыркнул дядя. Писец у меня есть.
Он пишет по-арамейски, по-гречески, на иврите и латыни на всех четырех языках? поинтересовалась я. Выводит ли он буквы столь искусно, что самый их вид придает больший вес словам?
Ты что же, умеешь так писать? удивился Харан.
Да.
Хорошо. Сто пятьдесят бронзовых драхм, и будешь работать у меня писцом. Более никаких условий разве что вы не сможете покидать этот дом.
Ты не можешь заточить нас здесь, возразила я. Вот так удар! Это было еще хуже, чем платить дяде за кров.
Если вам потребуется что-нибудь на рынке, ваш так называемый телохранитель сможет сходить туда за вас. Дядя повернулся к Йолте: Как тебе известно, убийство не имеет срока давности. Если до меня дойдут слухи, что одна из вас покинула дом или расспрашивала о твоей дочери, я позабочусь о том, чтобы тебя арестовали. Его лицо посуровело: Семья Хаи не желает никакого вмешательства в их дела, а я не желаю становиться объектом судебного разбирательства из-за этого.
Он ударил в маленький гонг, и в зал вошла молодая женщина не еврейка, а длинношеяя египтянка с жирно подведенными глазами.
Проводи их на женскую половину, а их телохранителя к прочим слугам, распорядился Харан, после чего сразу ушел.
Мы последовали за египтянкой, прислушиваясь к шуршанию ее сандалий по плитке. Ее черные волосы покачивались туда-сюда. По всему выходило, что в этом доме мы будем пленницами.
Разве у Харана нет жены, которую мы могли бы молить о покровительстве? шепнула я Йолте.
Она умерла еще до того, как я покинула Александрию. Взял ли он другую мне неизвестно, так же тихо ответила она.
Служанка остановилась перед одной из дверей.
Вы будете жить здесь, сказала она на ломаном греческом и добавила: Жены нет. Здесь живут только сам Харан и его слуги.
Какой у тебя хороший слух, заметила я.
У всех слуг хороший слух, парировал она, и я увидела, как усмешка тронула губы Лави.
Где же сыновья Харана? спросила Йолта.
Они управляют его имениями в дельте Нила. Она жестом пригласила Лави следовать за ней и ушла, встряхнув волосами и покачивая бедрами. Прежде чем броситься за египтянкой, Лави несколько мгновений смотрел ей вслед с разинутым ртом.
Между нашими с Йолтой спальнями располагалась небольшая гостиная, выходившая во двор, где росла крошечная рощица финиковых пальм. Мы остановились в дверях, вглядываясь в нее.