Я начала спускаться с лестницы, но вспотевшие ладони соскользнули с перекладины, отчего лестница дрогнула и стукнулась о стену дома. Я еще не успела ступить на землю, как сверху донесся голос Иисуса:
Ана, что ты там делаешь? Его лицо, наполовину скрытое тенью, выглянуло из-за края крыши.
Затем показалось второе Иудино.
Значит, ты слышала.
Ваш
ужин готов, ответила я им.
Стоя на коленях перед кедровым сундуком в своей комнате, я предмет за предметом вынимала его содержимое: чашу, свитки, перья, чернила, красную нить в маленьком мешочке. Пластина из слоновой кости сияющая жемчужно-белая табличка, которая некогда навлекла на меня ужасную опасность, притаилась на самом дне. Ни раньше, ни сейчас я не могла бы сказать, почему я не писала на ней, почему не обменяла ее на что-нибудь другое. Возможно, я хранила пластину как реликвию, которую надо сохранить, ведь без нее я бы никогда не вышла за Иисуса. Сейчас же я подумала, что приберегала ее именно на этот случай. К тому же писать все равно было больше не на чем.
Я поднесла последнюю склянку чернил к пламени глиняной лампы и взболтала загустевшую черную жидкость. Бесстрашная девчонка еще жила внутри меня. Я быстро писала по-гречески, не заботясь об изяществе почерка:
Фазелис,шлю тебе предостережение! Антипа с моим отцом задумали недоброе. Твой муж собирается жениться на Иродиаде, чье происхождение от Хасмонеев сможет убедить императора пожаловать тетрарха титулом царя. Я уверена, что после путешествия в Рим Антипа разведется с тобой, сделав тебя пленницей, да и сама твоя жизнь окажется под угрозой. Из надежного источника я узнала, что отъезд Антипы дело одного месяца. Если можешь, беги. От всего сердца желаю тебе уберечься от опасности.
Ана
Подожди, брат! бросилась я к нему. Неужели ты собираешься ускользнуть, не попрощавшись?
Он виновато посмотрел на меня:
Я не хочу, чтобы ты преуспела в том, что, видимо, как раз намереваешься сделать. Слишком рискованно. Что в свертке?
Ты думал, я буду сидеть сложа руки? Это письмо, предупреждающее Фазелис об опасности. Я сунула табличку ему в руки. Ты должен передать его ради меня.
Иуда отдернул руки, отказываясь взять сверток.
Ты услышала, что я собираюсь в Тивериаду, но в сам город я не сунусь и уж точно не собираюсь приближаться ко дворцу. Мы перехватим повозки с зерном и вином за городскими воротами.
На кону жизнь Фазелис. Разве тебе все равно?
Жизнь моих людей волнует меня куда больше. Он повернул к воротам. Прости.
Я схватила его за руку и снова попыталась вложить послание в его ладонь.
Я знаю, ты можешь обойти любых солдат в Тивериаде. Ты же похвалялся, что ни одного из ваших до сих пор не поймали.
Иуда был выше нас с Иисусом, поэтому ему не составило труда взглянуть поверх моей головы на оливковое дерево, у которого за трапезой собрались Йолта, Иисус и остальные. Брат словно надеялся, что кто-то перехватит его взгляд и придет на помощь. Я оглянулась и заметила, что Иисус наблюдает за нами, однако не вмешивается, позволяя мне побыть наедине с братом.
Ты права, сказал Иуда, мы можем уйти от солдат, но ты не обо всем подумала. Если письмо найдут и установят, что его отправила ты, тебя ждет беда. Ты подписала послание?
Я кивнула, но не стала сообщать, что отец и Антипа, скорее всего, догадаются о личности отправителя даже без моего имени в конце послания. Ведь я украла эту пластинку у них на глазах.
Иуда, мне нужна твоя помощь. Ради твоей свободы я позировала для мозаики Антипы. Уж в такой малости ты точно не откажешь мне.
Он запрокинул голову назад и обреченно застонал.
Давай письмо. Я переправлю его Лави и попрошу проследить, чтобы оно попало к Фазелис.
Иисус ждал меня в нашей комнате. Он зажег сразу две лампы. Пятна света и тени плясали у него на плечах.
Я не ошибусь, предположив, что Иуда ушел от нас с твоей запиской Фазелис?
Я кивнула.
Ана, это опасно.
Иуда тоже так считает, но не кори меня. Я не могу бросить царевну одну.
Я и не собираюсь ругать тебя за попытку помочь подруге. Но, боюсь, ты действовала сгоряча. Возможно, есть другой способ.
Я не сводила глаз с лица мужа. Его упрек задел меня. Внутри у меня зарождалось нечто не имеющее отношения к Фазелис; я чувствовала неутолимое горе, природу которого не могла понять, и с трудом держалась на ногах.
У тебя выдался тяжелый день, сказал муж, и его слова открыли дорогу бесконечной печали. Слезы застилали мне глаза, я готова была зарыдать.
Он раскрыл мне объятия:
Иди сюда, Ана.
Я прижалась лицом к грубой ткани его туники.
Мамы больше нет, сказала я и заплакала по ней. По всему тому, что могло бы быть.
XXII
За ужином Иисус без конца говорил об этом Крестителе, который в одиночку бродил по Иудейской пустыне совершенно голый, не считая повязки на чреслах, и питался лишь жареными акридами и медом. По-моему, ничто из перечисленного не указывало на выдающуюся личность.
Вся семья собралась у очага во дворе. Иисус рассказывал о том, какое действие оказывал пророк на людей: целые толпы стекались в пустыню к востоку от Иерусалима и входили в реку, оглашая окрестности криками и песнями. Потом же раздавали нищим свои плащи и сандалии.