Так это ты следил за мной.
Да, от самого твоего дома.
Я потянулась было обнять брата, но он отступил:
Не здесь. Не стоит привлекать внимание.
Он похудел, загорел, кожа на лице задубела, словно козлиная шкура. Под правым глазом появился белесый шрам в форме скорпионьего хвоста. Иуда выглядел так, будто мир вцепился в него зубами, но потом, распробовав, счел слишком жилистым и выплюнул обратно. Пока брат вытаскивал мой кувшин из колодца, я заметила заткнутый за пояс кинжал и нервозность, с которой он постоянно оглядывался по сторонам.
Идем, позвал Иуда и двинулся вперед с кувшином в руках.
Я накинула покрывало на голову и поспешила за ним.
Куда мы идем?
Брат направился к самой густонаселенной части Назарета, где в лабиринте узких улочек почти не было просветов между домами. Мы свернули в безлюдный переулок меж двух дворов, где уже стояли трое незнакомцев. Пахло ослами, мочой и забродившим инжиром.
Иуда подхватил меня и закружил.
Ты по-прежнему красавица.
Я вопросительно посмотрела на мужчин.
Они со мной, пояснил он.
Твои друзья-зелоты?
Он утвердительно кивнул.
Нас сорок человек, мы живем на холмах и делаем все возможное, чтобы избавить Израиль от римских свиней с их прихвостнями. Он улыбнулся и слегка поклонился.
Звучит Я замялась, подбирая слово.
Опасно?
Я хотела сказать безнадежно.
Он рассмеялся.
Вижу, ты по-прежнему говоришь напрямик.
Уверена, ты со своими зелотами здоровенная заноза в боку Рима. Но заноза есть заноза, Иуда. Это ничто по сравнению с могуществом империи.
Ты удивишься, узнав, насколько нас боятся. Мы умеем бунтовать, а римляне страшатся восстаний больше всего на свете. А знаешь, что самое важное? Так мы точно избавимся от Ирода Антипы. Если тетрарх не сможет поддерживать порядок, римские власти его заменят. Он замолчал и бросил тревожный взгляд в начало переулка. Ловить нас отрядили восемьдесят солдат, но за все эти годы никого не поймали. Некоторых, правда, убили.
Значит, мой брат снискал себе дурную славу. Я беззлобно пихнула его в плечо. Хотя, разумеется, в Назарете о тебе не слыхали.
Он улыбнулся:
К сожалению, моя слава ограничивается тремя городами: Сепфорисом, Тивериадой и Кесарией.
Но, Иуда, подумай только, начала я уже серьезно, за тобой охотятся, ты спишь в пещерах и рискуешь жизнью. Не пора ли остепениться, завести жену и детей?
Так
ведь я женат. На Эсфири. Она живет с другими женами зелотов в Наине. В их доме полно детей, трое из которых мои. Брат просиял. У меня двое сыновей, Иешуа и Ионафан, и дочь, которую, как и тебя, зовут Ана.
Услышав о его детях, я подумала о Сусанне. Каждое воспоминание о ней ранило. С притворной радостью я воскликнула:
Трое детей! Надеюсь когда-нибудь с ними познакомиться.
Брат с тоской вздохнул:
Я много месяцев не видел Эсфири.
Как и она тебя. Я хотела напомнить ему, что это он ее оставил.
Раздались голоса и цоканье копыт, и рука Иуды инстинктивно потянулась к кинжалу. Потом брат потащил меня в глубь переулка.
Как ты узнал, где меня найти? спросила я.
От Лави. Он о многом мне сообщает.
Значит, мой верный друг стал шпионом Иуды.
Ты исчез из моей жизни, а теперь появился вновь. И явно не без причины.
Он нахмурился, и хвост скорпиона на щеке дернулся, словно изготовившись к бою.
У меня дурные вести, сестра. Я пришел сообщить, что наша мать умерла.
Я не издала ни звука. Мне казалось, что я обратилась в облако, парящее на высоте птичьего полета, откуда все кажется мелким и незначительным. Лицо матери расплывалось далеко внизу.
Ана, ты меня слышишь?
Слышу, Иуда.
Я бесстрастно смотрела на брата и думала о той ночи, когда матушка заперла меня в комнате с упреками: «Твой позор ложится на меня. Будешь сидеть тут, пока не дашь согласия на помолвку». Почему это всплыло в памяти именно сейчас?
Знаешь, что она сказала мне на прощание? спросила я. Что до конца своих дней я буду крестьянкой в захудалой деревеньке и как раз такой участи я и заслуживаю. Так она говорила за месяц до того, как я покинула Сепфорис и вышла за Иисуса. Больше я от нее ничего не слышала. В тот день, когда я села в повозку и Лави увез меня, мать даже не вышла из комнаты.
Она могла быть жестокой, кивнул Иуда, но она наша мать. Кто, если не мы, будет ее оплакивать?
Пусть ее оплакивает Шифра, бросила я.
Иуда с укоризной посмотрел на меня и сказал:
Время твоего горя еще придет. Лучше бы раньше, чем позже.
Тут, боюсь, он ошибался.
Постараюсь, брат, пообещала я и, не сдержавшись, спросила: Почему ты ни разу не навестил меня в те дни? Ты оставил меня одну с отцом и матерью. Тебя не было на моей свадьбе. Ты женился и даже не подумал сообщить мне. Все эти годы я не знала, жив ли ты вообще, Иуда.
Он вздохнул:
Прости, сестренка. Сепфорис стал для меня опасен, да и тебе мое присутствие могло навредить. Я потерял твой след, когда ты вышла замуж, и только недавно получил первые сведения от Лави. Но ты права: я мог бы начать свои поиски раньше. Однако был слишком занят, сражаясь с римлянами. Он смущенно улыбнулся. И все же теперь я здесь.
Переночуй у нас. Иисус дома. Ты должен с ним познакомиться. Он тоже придерживается крайних убеждений, по не таких, как ты. Об этом знакомстве ты не пожалеешь, вот увидишь.