Пусть тот из вас, кто без греха, первым бросит камень. С этими словами Иисус простер к ним ладони.
Прошло мгновение крошечная жизнь. Я прислушивалась к стуку падающих на землю камней. Казалось, сами горы сдвинулись со своих мест.
XXXIV
Я провожу тебя домой. Он проследил взглядом за садящимся солнцем. Ты ранена? спросил он, когда мы двинулись в путь.
Я отрицательно помотала головой, хотя чувствовала пульсирующую боль в бедре, там, куда поразил меня камень.
Слова о том, что скоро я стану его невестой, жгли мне мозг. Очень хотелось спросить, что он имел в виду, было ли его заявление искренним или он рассчитывал лишь усмирить толпу, но я боялась его ответа.
Вокруг царила тишина. Дома расплывались в густых сумерках, лицо Иисуса было наполовину скрыто тенью. Молчание длилось считаные мгновения, но я почувствовала, что оно душит меня. Стараясь выровнять дыхание, я рассказала Иисусу о мозаике, о том, что согласилась позировать ради спасения брата, Иуды. Когда повествование дошло до похотливого намерения Антипы сделать меня своей наложницей и моего панического бегства на стройку, челюсти Иисуса сжались от гнева. Я призналась, что табличку из слоновой кости, которая вернулась ко мне в рукав, действительно скорее взяла сама, чем получила и подарок. Я желала, чтобы Иисус знал правду, но не могла отделаться от ощущения, что своей болтовней делаю только хуже. Он не задал ни одного вопроса. Просто слушал.
У ворот нашего роскошного дома я уставилась в землю: смотреть на Иисуса было невыносимо.
Вряд ли мы еще увидимся, сказала я, подняв наконец голову, но, пожалуйста, помни: я всегда буду благодарна тебе за то, что ты сделал. Если бы не ты, я бы уже была мертва.
Он наморщил лоб, и я разглядела разочарование в его глазах.
Когда я сообщил тем людям, что скоро мы обручимся, то даже не подумал спросить у тебя согласия, заговорил он. И слишком много взял на себя, пытаясь убедить толпу. Я принимаю твой отказ. Расстанемся по-дружески.
Но я не знала не знала, что ты говорил о помолвке всерьез. Я с трудом подбирала слова. Ты ни словом не обмолвился об этом за все то время, что мы шли сюда.
Все то время, что мы шли сюда, говорила ты, улыбнулся он.
Я рассмеялась, хотя лицо у меня пылало, так что сгущающаяся темнота была мне только на руку.
Я ведь все равно должен жениться, продолжал он. Так полагается. Талмуд предписывает мужчине найти себе жену.
Ты хочешь сказать, что выбрал меня только потому, что должен
на ком-то жениться?
Нет, я лишь пытаюсь сказать, что мужчинам положено жениться, хотя мне многое видится по-другому. Возможно, некоторым лучше не жениться вовсе. Я считал, что это относится и ко мне. Перед кончиной отец хотел сосватать мне девушку, по я не смог согласиться.
Я в недоумении уставилась на него:
То есть ты не создан для брака, однако обязан исполнить свой долг?!
Нет, послушай
Но меня уже было не остановить.
И почему же некоторым не следует жениться? Почему твое место среди них?
Ана, послушай меня. Есть мужчины, чье призвание куда серьезнее супружества. Они избраны пророчествовать и проповедовать, путешествуя по городам и селам, и должны быть готовы отказаться от всего. Им придется оставить семью ради того, чтобы наступило царство Божье, ведь нельзя посвятить себя и тому, и другому. Не лучше ли вовсе не жениться, чем покинуть своих чад и домочадцев?
И ты веришь, что ты из их числа? Пророков или проповедников?
Он отвернулся.
Я не знаю. Упершись кончиками большого и указательного пальцев в лоб над переносицей, он сдвинул брови. С двенадцати лет меня не покидает чувство, что Божьим промыслом мне назначена особая судьба, но теперь надежда тает с каждым днем. Мне не было никакого знамения. Господь не говорил со мной. После кончины отца я остался за старшего, и это давит мне на плечи тяжким грузом. Мать, сестра и братья зависят от меня. Мне сложно было бы оставить их прозябать в нищете. Он снова посмотрел на меня. Я боролся с собой, и теперь чем дольше я думаю о своем призвании, тем больше мне кажется, что оно лишь игра моего ума, а не промысел Господень.
Ты уверен? спросила я. Потому что сама не верила.
Я не знаю точно, но до сих пор Господь никак не явил мне свою волю. Вот я и решил, что не могу бросить семью на произвол судьбы. Эта правда освободила меня, позволив задуматься о браке.
Значит, ты видишь во мне возможность исполнить долг?
Да, я подчиняюсь долгу, не стану отрицать. Но я не заговорил бы о помолвке, если бы сердце мне не подсказало.
«И что же оно подсказало?» хотела я спросить, но сочла вопрос опасной дерзостью. К тому же я видела, что все выходит слишком уж сложно: сплошная путаница из Господнего промысла, судьбы, долга и любви, которую невозможно распутать, а тем более объяснить.
Если мы поженимся, мне всегда придется жить с оглядкой на Господа.
Я тебе не подхожу, заявила я. Ты и сам наверняка понимаешь. Я пыталась отговорить Иисуса только ради того, чтобы проверить его решимость. Я имею в виду не только положение своей семьи и связи с Иродом Антипой, но и себя саму. Ты говорил, что не похож на других мужчин. Что ж, я отличаюсь от прочих женщин ты сам это признал. Я честолюбива, подобно мужчине. Меня одолевают желания. Я эгоистична, своенравна, иногда лжива. Я бунтую. Меня легко разозлить. Я сомневаюсь в воле Господа. Я везде чужая. Люди насмехаются надо мной.