Ана предполагала, что дорога будет пуста, но Лави не хотел рисковать. Он настоял, чтобы мы подождали в ближайшей деревеньке, пока он удостоверится, что путь свободен. Он вернулся за нами не раньше, чем все проверил. Она произносила слова медленно, стараясь придать звукам точную форму.
Меня вдруг снова охватило беспокойство.
Но ведь Лукиан наверняка сообщит Харану, что я здесь? спросила я у Йолты.
Та сжала губы.
Ты права насчет Лукиана: он обязательно доложит брату о твоем возвращении. Но даже если Харан попытается настоять на твоем аресте, ему будет нелегко убедить солдат снова занять сторожевой пост. Перед вашим отъездом ходили слухи о недовольстве в отряде: солдатам надоело за мизерную плату обыскивать каждого прохожего. Да и самому Харану наверняка не захочется раскошеливаться. Она положила руку мне на колено. Думаю, его жажда мести поутихла. В любом случае у терапевтов тебе ничего не грозит. Если хочешь, можем не покидать территорию общины, пока Харан не помрет. Брат старше меня: не будет же он жить вечно. Лицо Йолты скривилось в злой усмешке. Кроме того, у нас есть наши чаши. Никто не помешает нам записать смертельное проклятие.
У меня хорошо получается их сочинять, подхватила Тавифа, то ли в шутку, то ли всерьез.
Я дала обет, сказала Йолта. Теперь я до конца жизни останусь в общине.
Такого я не ожидала. Тетя слишком долго жила без корней, против воли скитаясь по свету. И вот выбор сделан.
Ох, тетя, я так рада за тебя!
Я тоже дала обет, созналась Диодора, и у меня созрело решение.
Я последую вашему примеру.
И я, добавила Тавифа.
Йолта усмехнулась:
Тавифа, милая, прежде чем принести клятвы, хорошо бы провести здесь чуть больше пяти минут.
Моя подруга весело расхохоталась:
Значит, поговорим через неделю.
Наконец мы поднялись. Пора было спуститься с холма, найти Скепсиду и сообщить ей, что мы здесь, но сначала мы замерли и прислушались к позвякиванию колокольчика вдалеке. С холмов задувал ветер, неся запах моря, а воздух сиял шафрановым светом, который иногда появляется в безоблачные дни. Тот краткий миг запомнился мне как чудо: я посмотрела на трех женщин, застывших перед соснами, и поняла, что мы каким-то образом стали единой семьей.
II
Мне вспомнился мой старый друг Фаддей, который каждый день дремал в скриптории Харана чуть ли не прямо на столе, сморенный скукой и несколько раз Йолтиными травами, подмешанными в пиво. Я же, напротив, могла винить лишь собственное
усердие, которое последние недели заставляло меня засиживаться допоздна над копиями моих кодексов: два экземпляра для библиотеки и еще один, чтобы нести мое слово людям.
Я отодвинула скамью и потрясла головой, пытаясь избавиться от сонливости, но это оказалось не так-то просто. Пока я дремала, в библиотеке стало темно и холодно, поэтому я накинула на плечи плащ Иисуса, придвинула лампу поближе и снова сосредоточилась на работе.
На столе лежали мой кодекс «Гром. Совершенный разум» и лист папируса, на котором я делала список с него. Скепсида собиралась отправить экземпляр ученому из Александрийской библиотеки, с которым она переписывалась. Я с особенной тщательностью выбрала шрифт и обдумала каждую завитушку, но мои усилия пропали впустую: в самом центре листа, там, куда опустилось мое лицо, когда я уснула, красовалась клякса. Последние строки можно было разобрать с большим трудом:
Меня охватила страшная усталость, и я закрыла глаза, желая погрузиться в темную пустоту.
Снова очнулась я в полной тишине. Дождь утих. Воздух был неподвижен и тяжел.
Я подняла голову и увидела в дальнем конце библиотеки Иисуса. Его темные выразительные глаза смотрели прямо на меня.
Я затаила дыхание. Прошло несколько минут, прежде чем я заговорила:
Иисус. Ты пришел.
Я и не уходил, Ана. Он улыбнулся мне знакомой кривоватой улыбкой.
Поскольку Иисус не двигался с места, я сама пошла к нему, но вдруг остановилась, заметив на нем старый плащ с пятном крови на боку. Я оглядела себя: на плечи был наброшен старый плащ Иисуса с пятном крови на боку, который я носила ежедневно в течение двадцати двух месяцев одной недели и одного дня. Как он может быть и на моем муже?
Я замерла в растерянности, не понимая, что происходит. Больше похоже на сон. Или на видение. И все же Иисус был реален.
Я схватил его за руки, теплые и мозолистые. От него пахло потом и щепками. Бороду усеяла известняковая пыль точь-в-точь как в те времена, когда мы жили в Назарете. Интересно, что он скажет о чернилах у меня на щеке?
Но тут я почувствовала, что он отдаляется.
Не уходи.
Я всегда буду с тобой, сказал он и растаял.
После я долго сидела за столом, пытаясь осознать случившееся. Скепсида однажды поведала мне, что ее мать явилась к ней в монастерион через три недели после смерти. «Тут нет ничего необычного, сказала наставница. Наш разум полон загадок».
Тогда я подумала и до сих пор так считаю, что видение Иисуса родилось в моем воображении, но оно было не меньшим чудом, чем если бы он пришел во плоти. В тот день ко мне вернулся его дух. Я вновь обрела мужа.