- Эти слова могли бы принадлежать и мне, - сказал барон.
- Владычество
над всем миром проходит через Монголию. Но ваш военный министр видит в Монголии лишь перышко, способное склонить чашу весов. Я же вижу в Монголии последнюю надежду человечества, остров в море всезатопляющей гибельной культуры Запада.
В один из дней подготовки к наступлению на Ургу после долгой работы в штабе граф Судзуки пригласил барона и меня, его адъютанта, пообедать. Мы выехали из штаба в автомобиле барона.
- Пятнадцать лет назад вы, японцы, с нами воевали, как львы, - проговорил барон.
- Мне было 20 лет, и сразу из военного училища попал я на японский фронт.
- Значит, мы стреляли друг в друга, барон, - засмеялся Судзуки, - я тоже ветеран Японской войны.
- У меня с тех пор высокое уважение к японскому солдату, - сказал барон.
- Даже немец не так дисциплинирован и не так сохраняет спокойствие перед смертельной опасностью. Вы, японцы, - необычная раса, одна из тех, на которых печать избранности.
- Мы - японцы, и этим все сказано, - ответил Судзуки. - С детства мы знали, что должны плыть через моря, добывать империи сушу.
- Есть расы свежей крови, расы завоевателей, - сказал барон, - это немцы, русские, японцы и монголы. А есть расы гнилой крови, такие, как китайцы и евреи, и, конечно, американская проклятая раса негроидов с выпученными глазами. Кровь только на первый взгляд одного цвета. Под микроскопом она разная.
- Вы, господин барон, я вижу, человек науки, - сказал граф.
- У моего отца в Ревеле была лучшая частная библиотека, - сказал барон.
- Мы с моим другом детства Альфредом Розенбергом проводили там целые часы, даже издавали рукописный журнал антропологии и философии.
Автомобиль выехал на широкую базарную площадь, уставленную лотками, сюда съезжались жители окрестных сел и кочевий продавать свои товары. Здесь же было увеселение: крутились карусели, и рядом с заунывной монгольской музыкой слышалось пиликанье русской гармошки. У какого-то балагана большая толпа смотрела на выступление фокусников. Барон приказал остановить автомобиль, тоже стал смотреть. Фокусник-китаец глотал огонь, вытаскивал из ушей и ноздрей шарики и ленты. Публика была в восторге. Барон тоже рассмеялся.
- Он, конечно, шарлатан, - сказал барон, - но очень смелый и талантливый, наподобие Распутина, сибирского старца при нашем покойном государе. Этот мужик Распутин сумел внушить доверчивому государю, что его, Распутина, судьба связана с судьбой династии и он, Распутин, - спаситель трона. Потом выяснилось, что Распутин брал уроки гипноза у одного петербургского гипнотизера.
- Я слыхал, барон, что вы тоже увлекаетесь гипнозом? - спросил Судзуки.
- Мне более по душе мистическая философия, - сказал Унгерн, - в нашей семье вообще увлекались философией. Моя сестра замужем за философом Кайзерлингом. А гипноз - это низшая форма мистики. Это то, что с потусторонним. Это то, что можно счи тать азами личности, общающейся с потусторонним миром. Есть люди, которые воздействуют, и есть люди, на которых воздействуют. Обратите внимание на моего адъютанта, - и барон вдруг буквально вонзил холодные белые глаза мне в лицо.
Я почувствовал какое-то странное состояние вялости и растерянности, сердце мое сильно стучало. Мне казалось, сам дьявол смотрит на меня.
- Есаул Миронов, где твой револьвер? - вдруг требовательно произнес барон.
Я схватился за кобуру, она была пуста.
- Ну, теперь тебя можно расстрелять за потерю боевого оружия, - рассмеялся барон. - Возьми и будь бдительным, - он протянул мне мой револьвер.
- Настоящий гипнотизер-фокусник, - рассмеялся Судзуки.
- Я тоже ничего не заметил, а ведь я человек внимательный.
- Это мелочь, граф, - сказал барон, - разве такие фокусы бывают?
- Он посмотрел на толпу и сказал:
- Что-то меня волнует, какая-то сила.
- Потусторонняя? - спросил граф.
- Еще не знаю, - ответил барон, - кажется, в толпе я вижу подпоручика Гущина с некоей молодой дамой.
- Да, это подпоручик Гущин, - ответил я.
- Есаул, пригласите его вместе с дамой сюда, ко мне.
Я вышел из автомобиля и, протиснувшись сквозь толпу, подошел к Гущину. Он и молодая женщина не замечали меня, продолжали аплодировать фокуснику.
- Володя! - позвал я. Гущин оглянулся.
- Ах, это ты, - обрадованно сказал он, - а это - Аня. Я уже говорил тебе о ней.
- Очень рада, - сказала молодая женщина, поигрывая кружевным зонтиком.
- Моя фамилия Белякова, у нас поместье под Ростовом. Вы, оказывается, тоже из-под Ростова?
- Нет, - ответил я, - я не из-под Ростова. Господа, барон Унгерн просит вас подойти к его автомобилю.
- Ах, Ростов, - сказала Белякова.
- Господа, как я рада встретить близкое мне общество. Мы с Володей вспоминаем Александровский сад, сладкий запах акаций, темное небо над Доном, набережные с фонарями, нашу прошлую жизнь.
- Аня, - сказал Гущин, - барон просит нас представиться ему.
Мы подошли к автомобилю.
- Вы барон Унгерн фон Штернберг? - спросила Белякова.
- Да, я барон Унгерн, - ответил барон, пристально глядя на женщину.
- Я по матери - Остен-Сакен, у меня мама из Прибалтики.