Степан вроде понял, а Слащов аж потемнел от злобы не жаловал баб. Ему бы лучше французский коньяк.
Пойду к себе, сказал Слащов. Должны люди приехать.
А Степан, закрыв за ним дверь, приветливо спросил:
Винца, закусочек, Андрей Григорьевич? А вас как величать? Елена Аркадьевна? Не надо ли с дороги умыться или чего? А сумочка ваша?
Я ее оставила у подруги только вот платочек.
Степан ушел в свой Совдеп, а Андрей и Лена сели за стол. Недолго сидели солнце здесь мешало, перешли в уголок на кровать. Андрей ощущал девичий сырой аромат и какие-то генеральские духи и по-мужски жалел девушку.
А у меня жена здесь, сказал он как можно равнодушнее.
Я тебя как будто об этом не спрашивала, ответила она спокойно.
А тогда вот так.
Он бурно целовал ее и в губы, и в шею, и в грудь, и платье расстегивал, и руки его умелые действовали
Не надо платье мять, сказала Лена, поднялась с кровати, аккуратно сняла платье и повесила на спинку стула.
Тогда уж все снимай.
И сниму.
Ты же, видать, девица еще.
Не твое дело. Тебе дают так бери. Боишься простыню испачкать я платочек подложу
Только потом разговаривали. Лена рассказала, что она москвичка с Разгуляя. Отец погиб на фронте. С весны в Москве стало голодно и они поехали с матерью к дальним родным в Ставрополь. Одна хорошая
знакомая, Марго, пригласила ее в помощницы работать у генерала Рузского. Работа не тяжелая, и с голоду не помрешь
Андрей за хозяином предусмотрительно закрыл калитку. Как открыть снаружи знал только Степан, поэтому, когда постучали в дверь комнаты, Шкуро знал, что это Степан, однако все равно револьвер надо приготовить и одеться.
Степан, ты? спросил он для порядка.
Отпирай, Григорьич. Дела плохие.
Лена быстро оделась, кое-как поправила кровать.
Степан вошел и ничего не замечая, сел за стол, выпил стакан вина.
Говори, в чем дело, потребовал Шкуро.
Мне уйти? спросила Лена.
Сиди кушай. Ты своя, не глядя на нее, сказал Андрей, буравя взглядом Степана. Так что произошло?
Автономова арестовали в Екатеринодаре. Обвинили в заговоре против советской власти. Пришла директива арестовать всех, у кого есть мандаты за его подписью. Тюленев уже сказал: «Первого Шкуро».
Теперь, Лена, давай прощаться, сказал полковник. Выберусь из этой передряги найду тебя. А сейчас беги, пока вместе со мной не схватили.
Почти бегом он примчался в гостиницу, собрал своих. Татьяна, конечно, сразу расплакалась, но было не до нее. Еще никто не успел ничего предложить, как прибежал поручик Бутлеров.
Спасайтесь, полковник, задыхаясь, в полной панике сообщил он, дали приказ о вашем аресте. И еще наши казаки под Бургустанской обстреляли большевистский разъезд.
Лошади совсем рядом, в роще, сказал Датиев. Татьяну Сергеевну отправили на Подгорную или в старую квартиру.
Еще мгновение и полковник бы согласился. Мчался бы верхом к своим, чтобы спастись от смерти, набрать отряд и вернуться Рванулся было к черкеске, но неожиданно успокоился, вновь сел, вздохнул тяжко.
Нет. Если я убегу, значит, признаюсь перед большевиками, что участвовал в контрреволюционном заговоре. Отряды не организованы, оружие не получено. Пойду сам напролом в Совдеп попытаюсь спасти дело. Здесь у нас заговора не было все подтвердят.
Ощущая всю тяжесть атаманской доли, он, будучи настоящим бойцом, шел спокойно прямо в Совет, в зал заседаний. Здесь паника и суматоха: раздают винтовки, патроны, во дворе строят отряд. Кричат: «Казаки восстали!» Тюленев метался среди своих, но увидев полковника, направился к нему со своими помощниками.
Вот и вы сами, «товарищ» Шкура, заулыбался он издевательски. А я уж послал людей привести вас под конвоем.
Во-первых, я для вас не товарищ, а господин полковник, закричал Шкуро. А во-вторых, почему, вопреки мандату главкома Автономова, вы не исполнили до сих пор моего требования и не приготовили помещения и фураж для места сбора казаков в Кисловодске.
Предатель Автономов уже арестован, и теперь мы приберем к рукам всю офицерскую сволочь. А ваши казаки уже атакуют красный разъезд под Бургустанской. Поспешили без ваших приказов.
Это ложь! Красный разъезд сам открыл огонь. Но ошибке или как
Хватит покрикивать, полковник! Вы арестованы. Ваш заговор провалился.
Волчья поляна
Этого Шкуро расстрелять немедленно! От него вся смута по станицам.
С ним соглашались не все. Говорили: «Нет никакой причины Он же ничего не сделал Кто ж знал, что Автономов?»
Но стреляли же под Бургустанской! Это же его люди, не унимался председатель.
Ему возражали: «Случайная стычка»
Будь по-вашему, согласился наконец Тюленев. Пусть пока сидит под арестом. Но один лишь выстрел казака в наших и его под расстрел.
Несмотря на свое теперешнее положение, почему-то Шкуро был уверен, что придет время, когда этого монтера другие к стенке поставят, или он сам его шашкой рубанет. Однако обстановка требовала действий. Окно комнаты выходило на улицу среди прохожих и казаки появлялись. Устроят бучу и конец.
У двери стоял часовой молодой солдат с добродушным лицом.
Вот, брат, дела пошли, произнес Шкуро задумчиво. Случайно кто-то там выстрелил, и проливается русская кровь, заметив сочувственный взгляд часового, продолжил: Свои по своим по ошибке пальнули, а я в ответе. Я ж им не приказывал. Мы ж немцев готовимся бить. Зачем же друг на друга-то? Чтоб напрасно кровь не лили, надо мне записку своим передать. Напишу, чтобы расходились по станицам. Отнес бы ты моей жене в гостиницу «Гранд-отель». Она тебе сто рублей даст.