Владимир Рынкевич ШКУРО: ПОД ЗНАКОМ ВОЛКА
Кисловодский заговор
Он не выдерживал добровольного заточения в тайной квартире, выходил прогуляться и, как ни старался,
каких усилий ни прилагал, чтобы выглядеть обычным небритым стариком в заношенной куртке мастерового, почти каждый раз его кто-то узнавал. Одна из первых встреч хоть и оказалась безопасной, но была совершенно ненужной, нелепой, возвратив его в бесшабашное юношеское прошлое: в парке подошел один из тех давно забытых, с кем когда-то, будучи семнадцатилетним мальчишкой, поступал в Николаевское кавалерийское училище. Тогда Мишка Стахеев, остановившийся перед ним интеллигент в светлом костюме, в очках, еще не носил очки, но при нормальном росте и сложении выглядел маменькиным сынком, робким и хилым.
Отец к этому решению сына отнесся критически, но покорно внес так называемый реверс 600 рублей на покупку в будущем лошади, и отвез Мишу в Петербург, в училище.
Робко Миша вошел в зал, где шумели юнкера и бродили еще не освоившиеся и не переодетые в форму новички. К нему подошли трое старших юнкеров всем не меньше чем лет по двадцать. Они сразу обозвали его «сугубым», «хвостатым», «пернатым», употребляли и еще какие-то оскорбительные прозвища. Самый длинный с гнусно издевательским выражением на маленьком лице спросил:
Как намереваетесь жить, хвостатый? По традициям или по уставу?
Тогда-то и появился рядом еще один новичок в сапогах и военной гимнастерке. Маленький, белобрысый, с большими светлыми глазами, полными звериной настороженности.
Вот еще один зверь, впопад сказал другой старший юнкер. А вы как собираетесь жить, щеночек?
По традициям, угрюмо ответил новичок и повернулся к Мише: И ты по традициям.
Миша согласился.
Как ваше заглавьице? спросил старший юнкер новичка.
Андрей Шкура! громко, с каким-то странным вызовом ответил тот, пристально глядя прямо в глаза юнкеру.
Старшие захохотали.
Вот это зверь нам попался, обрадованно отметил длинный. Надо с ним особенно заняться: хвост укоротить, шкуру почистить, в человеческий вид привести.
Тем временем в зале наблюдалась странная суета. Старшие, разогнав новичков, собрав небольшие группы у стены, по углам, подавали им команды, и те все эти команды выполняли: «прыгали лягушками», приседали неутомимо, обливаясь потом, «являлись» перед старшими с «докладом», вновь и вновь повторяя это «явление». Одного несчастного заставили построить пирамиду из пяти табуреток, влезть наверх и кружиться.
Что они делают? с наивным удивлением спросил Миша.
Цукают хвостатых, объяснил старший юнкер, хмурый и более молчаливый, чем его приятели.
Вы хвостатые и вас надо цукать по традиции, объяснил другой. Мы, старшие, корнеты. Те, кто не сдал экзамены и остался на второй год, становятся офицером, а то и генералом. Вот господин Юркин, он указал на длинного, генерал. К нему надо обращаться «ваше превосходительство». Явитесь к нему сугубый Шкура. Явитесь к генералу.
Не вижу здесь никакого генерала, ответил новичок и даже артистично огляделся.
Старшие опешили:
Что-о?
Господа! Со Шкуры надо содрать шкуру. Взялись! закричал длинный.
Он одним резким шагом приблизился к новичку, протянул к нему руки, его приятели оказались рядом, и через мгновение длинный скрючившись лежал на полу, хмурый согнулся в три погибели, держась за низ живота и стоная, а третий отскочил назад. Новичок длинного ударил «под дых», как говорили в Малаховке, другого сапогом между ног. Третий возмущенно кричал:
Господа! Бунт! Хвостатый ударил генерала! Остановите его.
В этот момент новичок, кружащийся на «пирамиде», не удержал равновесия и с грохотом упал на паркет.
Я тебе не хвостатый, а кубанский казак, размеренно говорил новичок, злобно перекосив рот, сжав кулаки, намереваясь нанести удар третьему юнкеру. Тот отступал, заслоняя руками лицо и выкрикивая:
Сказали бы сразу, что вы казак, господин Шкура. С казаками у нас по-другому. Вы будете в казачьей сотне. Господа! Защитите же меня от него.
Некоторые юнкера пытались было остановить молодого казака. Но тот злобно и бесстрашно пригрозил:
Кто тронет насмерть задушу! Зубами горло перегрызу.
И оскалил белые крепкие зубы с острыми волчьими клыками.
Всего несколько
дней хватило Стахееву, чтобы понять нелепость своей мечты стать русским Мюратом. Учиться в знаменитом Николаевском кавалерийском означало забыть не только стихи и схемы наполеоновских сражений, но и забыть самого себя, превратиться в «хвостатого», беспрекословно подчиняться любому издевательскому требованию старших, «являться» к местным «генералам», делать по тысяче приседаний Михаил подал докладную об отчислении. Прощаясь с Андреем, спросил, почему тот сразу не предупредил юнкеров, что он казак.
Чтобы знали, кто перед ними стоит, ответил Андрей, чтобы моя фамилия понравилась.