Дорога заканчивалась возле берега замерзшего озера, где стояло несколько заброшенных деревянных лачуг и две перевернутые вверх дном лодки. На санях мы перебрались на противоположный, восточный, берег озера. Там мы увидели небольшое поселение сложенные из бревен домики, которые использовались нашим разведывательным батальоном в качестве опорного пункта. Разведчики блокировали проход между двумя озерами в нескольких километрах к востоку от базы.
На командном пункте я доложил о своем прибытии. Мне сообщили, я назначаюсь в роту Маннхарда. Как выяснилось, через несколько дней в дозор одновременно уходят три группы лыжников. Они будут действовать независимо друг от друга. Ими руководят три командира: Маннхард, норвежский офицер и, к моему удивлению, фон Хартманн.
Наша группа, состоявшая из трех взводов, была малочисленной. В ней насчитывалось всего 32 человека, из них один офицер и два унтер-офицера. Один из взводов был полностью укомплектован норвежскими добровольцами. Мы получили задание найти вражеские боевые отряды в русском тылу, взять пленных и сразу вернуться. Остальным предстояло два следующих дня проводить разведку на севере и на юге от нашей базы. Наши приготовления уже были в самом разгаре. Я получил лыжи и финские лыжные ботинки. Мне разрешили оставить винтовку. Примерно половина нашей группы была вооружена автоматами. На несколько саней мы погрузили боеприпасы, продукты (среди прочего и новшество для разведывательных групп смесь из лесных орехов, изюма и миндаля), палатки и запасные лыжи для пленных, которых предполагали взять.
Нам предстояло выступить в поход сразу после наступления сумерек. Мы надеялись оказаться в тылу русских войск на следующее утро. Сбор назначили на семь часов вечера. Маннхард был вооружен русским автоматом с круглым иском надежное, мощное и испытанное в боях оружие. Касок мы надевать не стали, только вязаные шапки, более соответствующие характеру предстоящей боевой операции.
Нам потребовалось около получаса, чтобы оказаться на месте сбора всей нашей группы. После короткого отдыха мы двинулись цепью по тропинке, проложенной среди минного поля, и вскоре оказались на скрытой густыми сумерками ничейной земле.
Мы предполагали, что русские действуют на участке между двумя озерами, расположенными примерно в десяти километрах от линии фронта. Нам предстояло обогнуть по дуге это место и внедриться во вражеский тыл. Наш дозор неплохо знал эту местность. У нас были географические карты, на которых указывались озера (они были пронумерованы), реки, невысокие холмы, а также болота. Опыт предыдущих рейдов помогал нам без особых трудностей ориентироваться на ничейной земле. Кроме того, были отмечены места, где находились тела наших погибших товарищей, которые не удалось забрать с собой. Позднее я убедился в том, что в отдельных местах этого участка фронта никогда не ступала нога человека.
Мы прошли через редкий лесок и открытые пространства, продрались через густой
огневой точке. Одним из них был сменивший Маннхарда недавний выпускник офицерской школы, второго я узнал по знакам различия. Это был гауптштурмфюрер Хансен, командир нашего батальона, с которым я впервые столкнулся лицом к лицу. Батальонный, как мы назвали его за глаза, насколько я помню, пользовался любовью и уважением подчиненных.
Его уважали за мудрое командование и личную храбрость, а также за человечное отношение к тем, кто был ниже по званию. Внешность и манеры Хансена, как я сейчас понимаю, идеально соответствовали его человеческим качествам и служебной репутации. Я слышал о том, что он выглядит молодо, однако он оказался еще моложе, чем я думал. Гауптштурмфюрер выслушал мой рапорт, отсалютовал и, немедленно прильнув к стереотрубе, принялся осматривать вражеские позиции. Время от времени он переговаривался с офицером из 12-й роты и указывал вперед, туда, где затаился противник. Затем подтвердил свое решение, видимо, относившееся к какому-то вчерашнему обсуждению. Речь шла о боевом задании, которое нам предстояло выполнить в тылу врага сегодня ночью.
Имелся в виду рейд боевого дозора. Чуть позже Шапер попросил меня отправиться вместе с дозором и прикрыть в случае необходимости его левый фланг огнем моего пулемета. Выступать в поход нужно было завтра на рассвете.
В нашем блиндаже жарко натоплено и сильно пахнет печным дымом, дымом сигарет, кожей и потной одеждой. Солдаты столпились вокруг карбидной лампы, и поэтому в помещение темно. На головах у нас каски с зимним камуфляжем, к белым курткам ремнями привязано всевозможное снаряжение. Участники боевой группы набирают с собой как можно больше ручных гранат и патронов для автоматического оружия в общем, столько, сколько удастся унести. Мы Бинг, Штрикер и я перекидываем через плечо пулеметные ленты. Я прижимаю к себе пулемет MG 34. Теперь я первый номер нашего расчета.
В комнате становится тихо. Приготовления закончены. Цель задания ясна: прорыв во вражеский тыл, внедрение в систему окопов и блиндажей и быстрое возвращение с «языком». Нисколько не сомневаюсь в том, что мои товарищи так же, как и я, волнуются. Я раз за разом повторяю про себя: все будет хорошо, мы отличная команда, у нас прекрасный командир. Нам все удастся, если мы правильно поведем себя. Не волнуйся и, ради всего святого, сохраняй спокойствие! Смотрю на строгие лица товарищей, лица которых изредка освещаются огоньком сигареты.