Ее удивило, что говорил Ричард совершенно спокойно.
Так тебя не беспокоит то, что... что ты теряешь волосы?
Ну, обеспокоит, если они не вырастут снова, с улыбкой отозвался король. Если честно, я не был бы счастлив, случись это перед важным событием вроде моей коронации или нашей свадьбы. Сомневаюсь, что корона выглядела бы на мне достаточно внушительно, будь я лыс как яйцо. Но если уже мне предстоит лишиться волос, то лучшего времени, чем сейчас, просто не придумать. В ходе кампании у меня едва ли найдется минута посмотреться в зеркало.
Тут он рассмеялся, словно вспомнил что-то.
У солдат много грехов, но тщеславие не входит в их число. Да и откуда ему взяться: с какой стати человек станет переживать о потере волос, когда в любой момент может потерять голову?
Ричард слишком поздно заметил тревогу в глазах жены и поспешил отвлечь ее мысли от опасностей.
Женщине тяжело представить себе войну, Беренгуэла. На ней мы ведем в высшей степени скромную жизнь. Обходимся без роскошеств, вроде этого. Он похлопал по перине. Или этого... Тут его ладони сжали груди супруги. Едим то, что можно приготовить на походном костре. Мыться приходится, как правило, в холодной воде, поэтому вскоре от нас начинает разить, как от хорьков. Нас сопровождают прачки, поэтому хотя бы одежда иногда стирается, и еще они стараются не допустить, чтобы слишком завшивели. Но можешь быть уверена, что выгляжу я не как тот нарядный павлин, который ослепил Исаака Комнина и киприотов!
Ричард снова рассмеялся, но Беренгария была удручена картиной, отложившейся теперь у нее в голове. Неужели мало, что мужчины подвергают опасности свою жизнь? Неужели им надо еще выносить и такие неудобства?
Как ужасно, Ричард!
Нет, ничего подобного, возразил он. Это жизнь воина, не больше и не меньше. Хочешь знать правду, голубка? Я люблю ее. Это тот мир, который я познал в пятнадцать лет, и единственный, который хочу знать.
Она села в постели, забыв прикрыться простыней так сильно взволновали ее последние его слова.
Но почему ты ее любить, Ричард?
Это вызов. Мне нравится испытывать себя, доказывать, что я лучший. Не потому, что я сын Генриха Фиц-Эмпресса или ношу корону. Лучший, потому что превосхожу всех во владении мечом. Потому что оттачивал это умение вот уже двадцать с лишним лет. Потому что когда я верхом на Фовеле, то чувствую, что мы с ним одно целое и он чувствует то же самое. Потому что на поле боя я способен свершить то, чего не может никто. Иногда мне кажется, будто я знаю, что собирается сделать другой человек еще до того, как он сам это понял. А когда
бой заканчивается, я знаю, что лучший, потому что заслужил это.
Тебе никогда не бывает страшно?
На этот вопрос Ричард ответил не сразу, а поразмыслив:
Наверное, хотя трудно отличить страх от возбуждения. Но мне давно известно, что я не испытываю того типа страха, который свойственен так многим. Страха, который лишает человека сил. Почему, не могу сказать. Я знаю одно никогда я не чувствую себя более живым, чем на поле боя.
Такая откровенность убедила его самого, поскольку он редко обсуждал эту тему, даже с другими воинами.
Пойми, война это не только кровь и грязь, продолжил король уже более веселым тоном. Это также товарищество, единственная в своем роде связь, объединяющая мужчин, сражающихся бок о бок, знающих, что другие в любой момент если я решил быть честным с тобой, то да, есть еще и слава. Но чего Филипп не в силах понять, так это того, что слава это только часть.
Беренгария тоже не бралась утверждать, что сумеет понять все сполна. Но ее заворожил этот взгляд в глубину его души, убедивший ее в том, что она давно уже подозревала что Господь избрал Ричарда для святой цели, благословил необыкновенными способностями ради того, чтобы отбить Иерусалим у неверных.
Будь я женой Филиппа, мне было бы сейчас очень стыдно, промолвила наваррка наконец. Я горда, что я твоя жена. Очень горда.
Ричард заключил ее в объятия.
Джоанна говорит, что я не заслуживаю тебя, и может статься, она права. Мне ведомо, что я не самый приятный спутник жизни. Но могу пообещать тебе одно, голубка: я всегда буду стараться не обижать тебя.
С этими словами он поцеловал ее. Губы его были горячими и требовательными, и когда муж навалился на нее, Беренгария обвила руками шею любимого, надеясь, что Всевышний улыбнется им и именно в эту ночь семя Ричарда укоренится в ее лоне. Как уместно получится, если их сын будет зачат в Акре, первой из крепостей, покорившихся его отцу в Святой земле.
ГЛАВА V. Акра, Утремер
Как же так? Ты оставляешь меня висеть на краю утеса, а сам берешь и уходишь?
Филипп холодно посмотрел на него:
Тебе не придется просить милостыню у дороги, Конрад. В Утремере остается значительное французское войско.
При этом по скулам Филиппа заходили желваки, потому как столь массового дезертирства он не ожидал. Только его кузены епископ Шартрский и граф Неверский согласились вернуться вместе с ним во Францию, остальные предпочли сохранить верность обету и сражаться под началом Ричарда.
Война продолжается, процедил король. Поэтому не вижу у тебя повода жаловаться.