3 марта 1771 года сожгли все оставшиеся казённые строения и 75 жилых домов, а также укрепления острога три башни, три артиллерийские батареи и частокол. В тот же день остатки гарнизона и жителей во главе с прапорщиком Павлом Мордовским на собачьих упряжках двинулись в Гижигинскую крепость, расположенную на самом северном берегу Охотского моря в 750 верстах к югу от навсегда исчезнувшего Анадырского острога, 122 года верой и правдой служившего самым северо-восточным форпостом Российской империи.
Ровно через 4 года, уже в окрестностях Гижигинского острога сотня солдат прапорщика Мордовского разгромит отряд в несколько сотен чукчей, пришедших сюда грабить коряков. В том бою, 9 марта 1775 года, погибло 83 чукотских воина, 5 солдат из роты Мордовского и 13 коряков, дравшихся на стороне русских. Исход боя решил удачный выстрел из пушки и залп кремневых ружей, против которых оказались бессильны доспехи из моржовых шкур и китового уса.
Ярмарка вместо войны, бисер вместо пуль
Это столкновение стало последней «битвой» долгой русско-чукотской войны. И тут оказалось, что за век с лишним боёв и стычек чукчи привыкли к русским. Ведь война оборачивалась не только трупами и пленными, но и торговлей например, чукчи уже не могли представить свою жизнь без железных котлов и табака.
Всё это в ту эпоху они могли получить только у русских. И вскоре после эвакуации острога с берегов Анадыри, «колымский комиссар» Иван Баннер (кстати, в будущем один из руководителей русской Аляски) с удивлением узнал, что воинственные «чюхчи» сами начали искать бывших противников, предлагая менять шкуры лисиц и моржовые клыки на медные котлы и табак.
Российское правительство с ходу оценило возможную роль торговли в, как тогда писали, «приручении» непокорного народа. И в 1794 году на колымском притоке реке Анюй (Вылгилвээм «берёзовая река» на чукотском языке) построили небольшую деревянную крепость, специально для торговли с чукчами.
Учитывая боеспособность и агрессивность «настоящих людей», торговля с ними велась почти как военная операция, с соблюдением всех мер предосторожности. Чукчи тоже являлись на торг в доспехах и полном вооружении. Опасаясь и в то же время нуждаясь друг в друге, стороны быстро выработали правила этой специфической коммерции.
Ярмарка, прозванная по имени реки Анюйской, проводилась раз в год, в течение десяти дней марта. По воспоминаниям, на всех очевидцев производило сильное впечатление множество чукчей, являвшихся в полном вооружении у частокола Анюйского острога с криками «Тарова!» (так они переиначили русское приветствие «Здорово»). В следующие дни пришельцам, в обмен на символический ясак в три десятка лисьих шкур, разрешалось появляться на торге у ворот острога, но только в светлое время суток.
Меновая торговля происходила следующим образом. Чукчи в доспехах, опираясь на копья, неподвижно стояли у своих собачьих упряжек, на которых был разложен их товар шкуры лисиц, песцов, куниц, бобров, выдр и белых медведей, моржовые клыки и готовая одежда из оленьих шкур. Между неподвижными чукчами бродили русские купцы и приказчики, предлагая на обмен свой товар металлические топоры, иглы, ножи, котлы, деревянную посуду, листовой табак и бисер.
Чукчи торговались не менее упорно, чем воевали. Обмануть их было непросто например, опытный чукотский охотник, по воспоминаниям очевидцев, мог, подкинув на руке, легко на вес определить нехватку 12 фунтов табака в предложенной пачке. Этот товар «настоящие люди» ценили очень высоко, давая за пять фунтов махорки одну лисью шкуру. Столько же одну лисицу на Анюйской ярмарке стоил железный топор.
В обмен на пару фунтов табака и льняную рубашку чукчи даже соглашались креститься появление в русской церкви с красочными иконами и торжественными службами они воспринимали как интереснейшее развлечение в их северной жизни. Ещё им очень нравились сладкие леденцы, но категорически не пришёлся по вкусу привычный русским чай.
Зато пристрастие к «черкасскому листовому табаку», простой и жгучей махорке, выращенной на Украине, было столь велико, что, когда её попытались заменить другими сортами, которые было дешевле и легче доставлять в Сибирь, чукчи едва не устроили вооруженный бунт, заявив, что без привычного зелья ярмарка им не нужна. Пришлось русскому начальству срочно требовать нужный сорт никотина с другого конца огромной империи.
Женскую же половину воинственного чукотского народа покорил стеклянный бисер он был
красивее, удобнее и дешевле привычного им костяного. Так что, вопреки расхожим мифам, войну с чукчами прекратила не водка, а табак и бисер. Русские власти, наоборот, запрещали продавать чукчам алкоголь пока «настоящие люди» (луораветланы, самоназвание чукчей) не растеряли свои боевые навыки, в пьяном задоре они казались слишком опасными. Алкоголизация чукчей началась лишь веком позднее, в конце XIX столетия, когда с американских кораблей, регулярно торговавших у берегов Чукотки, «настоящим людям» стали в обмен на меха активно предлагать «огненную воду».
К тому времени «луораветланы», хотя по слухам и совершали иногда набеги на эскимосов Аляски, свою былую воинственность растеряли. Долгие чукотские войны в бескрайних ледяных просторах навсегда ушли в прошлое.