мира, я принял окончательное решение отправить вышеупомянутого брата в Польшу во главе военного отряда в 9 или 10 000 человек, состоящего отчасти из французов, отчасти из чужеземцев. Для дополнения этого отряда я предполагаю обратиться к принцу Брауншвейгскому, или к курфюрсту Бранденбургскому, которые, я надеюсь, не откажутся уступить мне нисколько отрядов за деньги или под срочное обязательство, в виду моего намерения участвовать в избрании. Всё вышеизложенное будет мною приведено в исполнение независимо от продолжения войны с Англией или заключения мира, буде я пожелаю, по заключении мира приступить к исполнению более сложных замыслов".
Я упоминай ранее о тех объяснениях, которые де Лионн, по своей опытности, приложил к этой депеше. Они найдут оправдания в ближайшем будущем. Бранденбург не поддался соблазну. Он составил себе представление о Польше, мало совместимое с восстановлением королевского авторитета и с утверждением французской династии в этой стране. Принц из дома Брауншвейгского стал торговаться лишь для формы. Вопрос о берегах Вислы мало затрагивал брауншвейгцев; они более интересовались берегами Рейна, где, по-видимому, готовилось нечто более существенное для них и для всей Германии вообще.
Действительно, летом того же 1667 года обнаружились намерения великого короля и его "остальные замыслы", о которых он упоминал в своей депеше. Тюренн предпринял поход во Фландрию, пока Кондэ готовился выступить в Франш-Контэ. Намерение связать эти походы с геройской попыткой проникнуть в Варшаву, таким образом, обнаружилось, открывая тайный план действия, к которому первый поход служил лишь приготовлением.
"Королевский вестник опередил войско Тюренна, вручил курфюрстам и прирейнским принцам требование пропустить беспрепятственно другую армию, которую "его высочество немедленно направил в Польшу для защиты против турок". Но этому никто не поверил ни в Польше, ни в Германии; сам император не видел опасности для своей границы на таком месте, где ничто ей серьезно не угрожало.
"Крупное дело" окончилось полной неудачей. Почти в то же время в Варшаве исчезла главная движущая сила этой сложной и продолжительной интриги. Угасла пылкая и мятежная душа, подчинявшая своему влиянию юную душу французского монарха. Смелая француженка закончила свои расчеты с жизнью, прожив более или менее удачно свое бурное время. Она сумела хорошо умереть. Среди "приступов удушья" и успокоительных уверений врачей, она поняла неизбежное и спокойно ему покорилась. С ней объяснялись по-латыни; она отвечала на том же языке: "Ergo moriеndum"! и занялась завещанием. Она тихо скончалась 9-го мая 1667 г. Ей духовник нродолжал с ней беседовать, писал де-Нуайе, пока заметил, что её не стало.
III.Новые проекты. -- Мрачные соображения. -- Перемена во французской политике. -- Кондэ отказывается от Польши. -- Тень Мазарини. -- Ученик снова попадает под начало учителя. -- Переходы через Рейн. -- Кандидатура Нейбурга.
"Non omnis mortua" -- мог бы ответить оскорбленный призрак отошедшей. Над мрачным курганом, где, по-видимому, все исчезло вместе с ней, вновь возникли те же замыслы, те же надежды, те же иллюзии, смутно, но упорно возвращаясь, как будто подтверждая упорную волю той, которая возрождалась вместе с ними.
Похоронное шествие, само по себе, имело фантастический характер: два принца, кандидаты на престол, должны были следовать за гробом покойницы и после церемонии направиться к трону, где место оставалось незанятым. Эту мысль подал де-Нуайе, епископ Безиэрский её одобрил, а Ян-Казимир согласился.
Нельзя было медлить в виду того, что король выражавший готовность отречься от престола
и говоривший о своей смерти в первые дни после кончины королевы, потом как будто одумался и вернулся к прежним удовольствиям.
Принужденный сдерживать свои порывы при жизни покойницы, он теперь, чтобы нагнать потерянное время, принялся воздавать дань своего внимания всем без разбора, "начиная госпожой и кончая служанкой". По уверениям Бонзи, все это ограничивалось одними разговорами, так как "добрый король так же мало исполнял свои обещания в этом случае, как и на сеймах".
Де-Нуайе при этом сделал несколько замечаний, о которых я предпочитаю умолчать. Особым расположением короля пользовалась m-me Денгоф. Старинная связь, длившаяся с 1661 г., но которая могла быть опасной. Денгоф, доверчивый супруг, стоял во главе австрийской партии; его супруга, немка по происхождение, урожденная фон-Бессен, принадлежала к той же партии.
Министр императора, интересуясь этими делами, указывал королю на возможность брака. Чтобы положить конец этим проискам, он решил воспользоваться случаем, чтобы оправдать присутствие двух принцев на похоронах в Кракове.
Между тем де-Бонзи, всегда готовый жертвовать собою во имя "службы", вздумал воспользоваться в пользу французского дела женским влиянием, которого, благодаря новым увлечениям короля, следовало опасаться. Несколько недель спустя он хвалился своим успехом, умалчивая о средствах, какими он этого достиг. Злые языки в Варшаве постарались выяснить дело, рассказывая все подробности: едва король вышел из комнаты m-me Денгоф в одну дверь, как епископ появился из другой. Оставив свою свиту в церкви Св. Иоанна, он потайным ходом пробрался в замок, где помещалась фаворитка. М-mе де-Болье (камеристка) проводила прелата и стояла настороже. В столице появился памфлет, в очень метких выражениях затрагивавший довольно щекотливый в Польше вопрос о постоянном пребывании иностранных посольств.