Действительно я спрашивал себя, не идем ли мы по ложной дороге, избегая образцов, доставивших в прошлом славу историческим сочинениям, и следуя другим образцам, овладевшим нашим воображением, благодаря современному расцвету точных наук. Много ли мы выиграли от этой точности? Гораздо менее, могу вас уверить, чем мы потеряли читателей.
Я всегда считал безумным и бесплодным стремление приравнивать наше знание к точным исследованиям физики и химии. Пошлите десять человек с телескопом в Камчатку наблюдать солнечное затмение. Они вам доставят десять наблюдений совершенно однородных, с приблизительной точностью на четверть секунды и одну десятую миллиметра: на этом основываются астрономические наблюдения. Расспросите десять очевидцев уличного происшествия: на третьем показании, кучер, сбивший с ног пешехода, превратится в велосипедиста, раздавленного омнибусом.
Таким образом пишется история.
Следует ли отрицать достоверность исторических фактов? Если бы я так думал, я бы ими не занимался. Но по мне, эта достоверность получается скорее путем интуиции, чем путем изучения. Поэтому я готов повторить, что сказал о своем ремесле один великий человек в Германии: "Это скорее искусство, чем наука". Из этого я заключаю, что приемы художественного творчества, в этой области не только законны, но неизбежны. Подтверждение моих слов вы найдете в разговорах, введенных в мой рассказ. Вызывать и воссоздавать жизнь, -- вот к чему мы должны стремиться, а это сделать невозможно, придерживаясь мертвой буквы документа. Однако, не заблуждайтесь: мои диалоги очень мало напоминают диалоги Геродота и Фукидида. Начиная с малейших подробностей, характера моих героев, их слов и возражений, -- все основано на достоверных фактах. Сведения эти я почерпал из достаточно запыленных архивов. Из числа последних, можно пожалуй исключить документы, хранящееся в Шантильи, где пыли нет, благодаря надзору любезного и предупредительного архивариуса, г. Макона, которому я за это приношу свою благодарность. Из всех европейских книгохранилищ его архивы сохраняются в наилучшем порядке.
Я не предвидел, что за услуги, оказанные мне в том же архиве, мне придется выразить мою признательность на могиле. Приношу мою благодарность с тем большим чувством искреннего сожаления. Да осенит тень этого великого и дорогого человека этот труд, которому, как я полагаю, он бы не отказал в своем одобрении. Труд этот, главным образом, заимствован из истории его племени.
Я многим обязан и другим хранителям рукописей частных и общественных учреждений во Франции и заграницей, и боюсь умереть, не принеся им должного воздаяния. Я никогда не забуду насколько я обязан таким лицам, как барону Гунольштейну, Фредерику Массону, Р. Пирлингу и моему лучшему другу Юлиану де Сен-Венан. Я еще обязан многими ценными сведениями гр. Ксаверию Браницкому, настоящему владельцу замка Виланова, последнего местопребывания Яна Собесского. Но в самой Польше я нашел мало нового, благодаря целой серии изданий Краковской академией наук по поводу двухсотлетнего юбилея освобождения Вены, и этими изданиями вполне исчерпываются местные источники. По этому вопросу я участвовал в этом издании шестью томами, содержащими различные документы. Надо заметить, что доступ к местным архивам весьма затруднителен и ими не легко воспользоваться. Один из последних исследователей, г. Корзон, должен был издать свои доклады анонимно.
Я несколько стесняюсь относительно г. Корзона, весьма любезно приславшего мне несколько листов одного весьма значительного труда, который он готовит к печати, под заглавием: "Успехи и неудачи Собесского". ("Dola i Nиеdola Jana Sobиеskиеgo, 1629- -- -1674). Краковская академия, по преимуществу эклектическая, взяла на себя это издание. Мне
была оказана любезность присылкой оттисков первой части этого труда, тогда как вторая часть готовится к печати, а все сочинение появится лишь через год. Приношу за это свою благодарность автору. Но так как, дав обо мне хороший отзыв в своей книге, он позднее на меня нападает, я не могу объяснить себе его любезности. Заимствуя у него его собственное выражение, смысл которого мне приходится угадывать, я считаю это с его стороны не более как некоторым "дипломатическим" приемом. Но в общем, я очень доволен; сожалея однако, что не мог извлечь из этого труда ожидаемой пользы, так как автор заботится о проведении тезисов, тогда как я тезисам в истории мало придаю значения.
Тем из моих читателей, которые со мною в этом не согласны, я рекомендую это сочинение, так как в нем они найдут много интересного.
ГЛАВА I. В дороге.
I.Отъезд. -- Королевская свита. -- Новая королева польская. -- Предшественница. -- Семья Гонзага. -- Из Венсенской башни в Варшавский замок. -- Сен Марс. -- Неизданное стихотворение Гастона Орлеанского. -- Свадьба.
-- Кто едет? Кого сопровождают радостные возгласы всего Парижа того времени?
-- Знаменитую и всемогущую Марию де Гонзага, герцогиню Неверскую, принцессу Мантуанскую, обвенчанную накануне с королем польским, Владиславом IV.
Как видите, по дороге в Варшаву и к высшим почестям, другая француженка предшествовала той, о которой я намерен говорить. Их судьбы сплелись до того, что мне приходится начать с предшественницы. Вы о ней, вероятно, слыхали, как и о её супруге-короле. Он, -- один из последних представителей польского и шведского рода Ваза, неудачно пытавшегося овладеть двойной короной. Король-воин, слишком рано (в 48 лет) ожиревший, страдавший подагрой, но бодро боровшийся, однако, со своими недугами и питавший воинские замыслы. Она, -- женщина тридцати лет с лишком, из которых многие годы можно зачислить вдвое.