Вокруг кордона шел непрерывный птичий концерт, но всегда открывали его на заре журавли. Они оглушительно трубили с рассвета до восхода солнца. В перерывах между их «выступлениями» из леса неслось страстное бормотание тетеревов да свист и писк мелких пичуг. После восхода солнца журавли умолкали, тетерева же бормотали почти до обеда. Днем над лугом беспрерывно «блеяли» и «тикали» бекасы, а чибисы то и дело спрашивали кого-то: «Чьи вы? Чьи вы?»
На закате голоса певцов неслись отовсюду: с неба, из леса, от воды и с луга. Ночью становилось тише, но то и дело пролетали утки. У одних крылья свистели, у других звенели, как колокольчики. Кагали невидимые в темноте гуси. Кыркали лысухи. Из зарослей тростника неслось уханье выпи.
Тетеревиный ток был совсем рядом с кордоном, за леском на полянке. Десятка два петухов слетались сюда, чтобы выяснить отношения. Они бормотали, чуфыкали и яростно дрались.
Не помню, у какого автора я читал, что тетерева на току якобы не дерутся, а поют и танцуют. Сюда бы этого писателя, чтобы он воочию убедился, как летят перья от пары «танцующих» петухов! Да, тетерева сходились попарно, но отнюдь не для танцев. Они били друг друга крыльями, клевались и подскакивали. «Танец» продолжался до той поры, пока более ловкий и сильный не схватывал противника (а не партнера!) за перья на шее. После этого наступал финал «танца». Один тетерев отчаянно вырывался, а другой бил его крыльями и ногами. Сцепившись, тетерева таскали друг друга по поляне. Побежденный старался вырваться, а победитель препятствовал этому. Схватка иногда продолжалась четверть часа, до тех пор, пока побежденный не вырывался и не улетал. Победитель не преследовал противника.
В разгар тока тетерева почти не обращали внимания на окружающее. Не раз, прячась за кустами, я подходил к ним совсем близко. Можно было бы отлично поохотиться, но Платон Кондратьсвич не разрешал. Правда, не все соблюдали запрет егеря. Я случайно обнаружил такого «браконьера».
Несмотря на то что дни были очень теплыми, еще удерживались довольно крепкие утренники с хрупким льдом на лужах и инеем на земле. Мы выходили ловить змей только после того, как солнце сгоняло иней. Поднимались же мы гораздо раньше. До выхода на охоту я не упускал возможности полюбоваться на тетеревиный ток. Однажды я подкрадывался к току. Тетерева бормотали и чуфыкали, как и обычно, но вдруг замолчали, с треском взлетели и уселись на березках, окружавших поляну. Уже не прячась, я подбежал к кустам и увидел, как облезлая лиса трусила с поляны, держа в пасти тетерева.
Как-то, вернувшись вечером с охоты, мы увидели, что избушка полна людей. Приехали Иван Иванович и три егеря. После шумной встречи и взаимных осведомлений о здоровье и успехах мы сели ужинать, а Иван Иванович продолжил разговор,
прерванный нашим появлением.
Кондратьевич, как дела с семьей на Клетичной?
Плохо, ответил егерь, молодые старика прогнали.
Пропал? спросил Иван Иванович.
Пока нет. Спустился к озеру. Возле песчаного бугра сделал себе нору и живет один.
Пропадет он один, а?
Пропадет.
А вот и не пропадет! От дирекции задание есть. Одного бобра живьем доставить. Для зоопарка. Вот мы этого старика и отловим.
Это можно. На Клетичной льда уже нет.
Значит, решено: бобра будем ловить завтра.
Мы выехали на трех лодках рано утром. Платон Кондратьевич привел нас к заводи, где была нора. Ее не было видно, однако на то, что поблизости живет бобр, указывали несколько свежих остроконечных пеньков да плававшие возле берега ветки ивы и осины. У самой воды лежала сваленная бобром молодая осинка.
Сегодня ночью свалил, сказал Павел, осмотрев комель. Иван Иванович, резцы у старика совсем плохие. Смотри, как он мелко грыз. Беспременно ловить надо!
Для того и приехали, отозвался лесничий. Ищите вход в нору!
Хома и Костя вернулись в лодку. Хома медленно повел лодку вдоль берега, а Костя длинным шестом щупал берег под водой. Минут через десять Костя сказал: Вроде есть. Нащупал. Иван Иванович скомандовал: Хома, проверь!
Хома разделся и полез в воду. Держась одной рукой за шест Кости, он нырнул. Мне стало не по себе: майская вода к купанию не располагала. Однако все смотрели на купание Хомы как на обычное дело.
Хома и зимой купается, заметил Костя, увидав, что я поежился, ему это не в новинку. Сейчас вылезет, чарку спирта хватит и согреется! Я бы тоже нырнул, да Иван Иванович не позволит.
Хома оставался под водой довольно долго, но вот он вынырнул и сказал: Есть нора. Сеть давайте!
Павел подал ему большую сеть, сделанную в виде вентеря. Горловину сети растягивал широкий железный обруч. Хома взял обруч и опять нырнул. На этот раз он оставался под водой еще дольше. Из-под воды поднимались пузыри и муть. Наконец Хома вынырнул, выплюнул воду и сказал:
Готово. Растягивайте!
От обруча на берег протянулись две веревки. Павел и Платон Кондратьевич встали на них ногами. Костя оттолкнул лодку к середине заводи. Мотня сети потянулась за лодкой. Натянув сеть, Костя уперся шестом в дно речки и остановил лодку. Хома вылез на берег, быстро оделся и принял от Ивана Ивановича стакан со спиртом.