Я отстранил чувства, отогнал слабость, сосредоточился снова, госпожа и помощница моя была здесь, рядом, я ощущал ее поддержку, и вновь мы с великой силою смерти нашли друг друга, вновь соединились, вновь пропустил я через себя ее мощь и вновь был защищен, и тень дракона расправила могучие крылья Но демоново отродье видело ее отчетливо, магический клинок настиг творение мое, и прекратилась наша связь со смертью, и я едва устоял, опустошенный и ослабевший. Выродок хаоса в ярости налетел на меня, а я был столь обессилен, что не способен был защититься, не мог даже поднять руки, и бешеный демон сбил меня с ног. С ликованием, с извращенной, чудовищной страстью он пронзал мое тело мечом. Рубил, рубил и не мог остановиться
* * *
Сколько крови, какой ужас! Кажется, он не дышит
Думаешь, он до этого дышал? Осторожнее! Он, может быть, еще жив.
Глупцы. Самодовольные жестокие дети. Я давно мертв, а сегодня вы убили меня окончательно. Отродье демона вот-вот выпустит своего проклятого отца, и рухнет мир. Всё впустую, всё пошло прахом. Напрасно погибла Орнелла, напрасно сложили головы и другие, лучшие из лучших; все упорные труды, все мои усилия, все меры предосторожности, все принесенные жертвы всё, всё было напрасно. Я виновен. Я совершил оплошность, ошибся в расчете, недооценил опасность, а плоды моей небрежности будет пожинать весь Асхан. Любезная владычица моя, повелительница смерти, завершающая жизнь, ты воззвала ко мне, а я не сумел помочь, ты поверила в меня, а я не справился, ты избрала меня среди прочих, а я тебя подвел. Зачем жил и не жил я, чтобы все так обернулось? На полу, усыпанном чужим прахом, перед глазами исчадья ада, поверженный, искромсанный, я истекаю кровью в двух шагах, поистине в двух шагах от заветной цели. Для спасения мира достаточно лишь протянуть руку, но и того не могу я теперь. Не связать мне вновь тело и дух, не воспрянуть, да и нет в том более проку мне ничего не исправить. Лучше бы мне вовсе не жить, многоликая. Покарай меня, как пожелаешь, разорви и поглоти меня, ибо не в силах я вынести вину свою. Все кончено, все пропало, и некому удержать стены темницы. Торжествуй, еретик. В руках у тебя святое оружие, и им ты разишь саму Асху и ее слуг возможна ли большая подлость?! Ты по-прежнему демон, ты осквернитель и убийца, мальчишка. Ты победил меня и погубил весь мир.
Яд и кровь повсюду в коридорах, на лестницах, в покоях. И тела, тела, тела Старая женщина в черных одеждах мечется между ними, за нею бегут, ее удерживают, а она вдруг оседает на пол, точно утратив все силы, как и я, и сомкнуты уста ее, но душа моя содрогается от страшного крика: «Дети мои! За что?! Арантир, мальчик мой Арантир!» Геральда, названная мать моя, ты чувствуешь, что в сей час я погибаю; я вижу разорение и жертвы, вижу страдание твое, я хочу помочь и не могу.
Снова вижу я, как уходят те, кого знал я, вижу, как гибнут соратники, кто быстро, кто в мучениях. Вижу, как бежит пламя по одеждам Сехбета, не был я свидетелем его страшной смерти, но теперь познаю, что он вынес. Вижу, как со стонами падают под мечом демона доблестные орки. Вижу, как протягивает руку лежащий Менелаг, и преданный мой помощник вдруг сползает вниз по стене и остается недвижим. Вижу, как духовные чада и друзья мои решительно поднимаются на алтари, оскверненные грязной магией. Я хочу спасти их всех, хочу прекратить это и не могу.
Вновь и вновь умирает Орнелла. Шевелятся бледные губы: «Арантир Во имя тебя, Арантир» Снова. И снова. Орнелла, преданная дева моя, если бы ты была здесь, всё завершили бы мы вдвоем благополучно. Воительница моя, верная душа, отзовись! Как хочу я ответить тебе, изо всех сил призываю тебя, но ты не слышишь. Знал я все, знал и избегал видеть восхищение во взоре твоем, страшился признать то, что по
воле Асхи пришло и ко мне самому. Мы так долго могли бы идти рядом, никто и никогда бы тебя не тронул, не посмел более обидеть, но вместо того опять и опять я вижу, как ты погибаешь, прежде наставник, я стал твоим палачом, и нет мне прощения. Как я хочу все остановить, одинокое, несчастное мое дитя, хочу снять тебя с алтаря, прижать к груди своей, защитить и утешить и не могу.
Я слышу, как говорит великая шаманка: «Должен повелитель смерти быть осторожным! Смерти демоны не боятся» О Куджин, я пытался, пытался и не смог, и зря из-за меня погибли твои братья. Вижу искаженное болью лицо твое, освещаемое пламенем костра, и слышится мне в горестных словах тяжкий укор: «Ах, Паук, Паук Асхи, что ты наделал, зачем связался ты с ним, зачем потерял жизнь свою, зачем допустил» Тысячу раз ты права, Куджин, я не должен был вступать в поединок с самим дьяволом, но вступил. Допустил. Предал вас всех, кто верил в меня и дело мое, саму Асху подвел. Я хочу все исправить и не могу, и не смогу уже никогда, и отчаяние мое беспредельно.
Память вспыхивает в последний раз и внезапно меня охватывает ледяной ужас, и в смятении я пытаюсь очнуться. Горе и стыд мои безмерны, я погружаюсь в чудовищную боль, она пронзает все существо мое, словно впиваются в меня разом тысячи мечей демонов, о Асха, о нет, нет Что же это? Сквозь пелену тяжкого страдания я вижу, как кто-то подхватывает Череп Теней, падающий из ослабевших рук моих, и кладет его на алтарь, и воздвигается новая темница прочнее, надежнее той, что создал сам Седьмой Дракон. Кто-то могущественнее, чем я, запирает клетку с демонами. Кто-то, кого я привел, обратил и убедил, кого я знаю, но не могу вспомнить. Мальчик и девочка смотрят сквозь меня. Она плачет. Он дрожащими пальцами наматывает на запястье шнур, то ли красный, то ли густо пропитанный кровью, когда-то похожим я перетягивал волосы. Давно, так давно Что за дети передо мною, почему я вижу их?