Гермиона с трудом разбирает последнюю фразу. Ее сознание затуманено, но все-таки кое-что она понимает. Руквуду удалось выиграть этот раунд. Но вот победить ему не удастся. Не в этот раз.
Время тянется бесконечной липкой резиновой лентой. Гермиона не понимает, сколько она находится в одиночестве без Руквуда, несколько минут или часов? То, что теперь ей известно имя похитителя, не облегчает ее участи. Вырваться по-прежнему невозможно. У нее нет ни палочки, чтобы освободиться, ни ножа, чтобы перерезать веревки.
Смириться с уготованной Руквудом участью? Никогда! Что он там говорил?
Что будет, Гермиона не представляет, но сдаваться точно не намерена. Она собирает все свои оставшиеся силы и ждет, когда вернется Руквуд. Потому что он вернется, чтобы добить ее.
Она различает (или ей только кажется?) отдаленные голоса, звуки борьбы, земля сотрясается от брошенных кем-то проклятий. Потом все затихает, но все равно никого нет.
Когда ожидание становится невыносимым, Гермиона слышит чьи-то осторожные шаги.
Руквуд? Нет, не похоже. Он бы не стал таиться. Неужели, это спасение?!
Робкая надежда озаряет ее лицо, Гермиона извивается, отчего веревки сильнее впиваются в тело, и тихо, осторожно произносит:
Я здесь Я жива
И в ответ слышит такой родной, такой любимый голос:
Гермиона? Ты жива Жива Сейчас
Рон? Как? Откуда? Но анализировать и думать совершенно не хочется, поэтому она только шепчет и плачет:
Я знала, ты меня найдешь
Слезы облегчения катятся по ее щекам. Неужели все кончилось? Кончилось Она в безопасности С Роном
А он поджигает факелы и взмахивает палочкой, перерезая веревки. Путы, удерживающие Гермиону, пропадают, и она, израненная и измученная, падает, не в силах стоять на ногах. Рон бросается к ней, откидывая палочку в сторону, опускается на колени, суетливо ощупывает. Его неловкие движения причиняют боль, но Гермиона старается не замечать этого. Она прижимается к нему всем телом, порывисто обнимает, целует шею, щеки и исступленно продолжает шептать:
Я знала верила ты нашел меня как спасительное заклинание. И слезы катятся по щекам помимо воли. Каждое касание Рона напоминает о пытках, вынуждает морщиться, но не отводить глаз.
Ее руки крепко обхватывают Рона, а сама Гермиона ненадолго замирает, наслаждаясь моментом. Вдыхает любимый запах...
Невозможно. Не веря. До конца еще не осознавая происходящее.
А потом ее пальцы нежно очерчивают губы, скользят по щеке Рон немного напряжен, но она ласково треплет его волосы и нежно, заискивающе шепчет:
Рон и приближается губами к губам.
Руки увереннее и жестче гладят
ее спину Поднимаются выше И сильно сжимают шею
Но Гермиона осторожно, наощупь, уже отыскивает кусок своей сломанной палочки и с силой вонзает острым концом прямо ему в глаз, превращая его в кровавое пятно.
Рон, инстинктивно отшатнувшись, кричит, почти визжит от боли. Кровь полностью заливает ему лицо, а Гермиона, подхватив первый попавшийся камень, с размаху бьет противнику в висок.
Близость свободы придает сил. Даже если их совсем не осталось.
Гермиона только что убила Рона. Кажется Почти не задумываясь. Она с ужасом осознает, что никогда не сможет забыть его залитое кровью лицо, искаженное гримасой боли. И ничего уже не будет, как прежде.
Рон падает на землю тяжелым мешком.
Гермиона на четвереньках доползает до его палочки, с трудом поднимается на ноги и, вытянув чужое оружие перед собой, подходит к распростертому телу.
Он умирает, потому что меняется на глазах. Уменьшается в росте. Становится шире и плотнее. Рыжие пряди делаются темными с проседью. На лице неопрятная борода.
Но Гермиона не будет никого спасать. Потому что знает, чего хотел Руквуд. Убить ее руками Рона. Руками любимого человека. Изощренная жестокость. Сначала подарить надежду, а потом безжалостно отнять. Лишь бы увидеть в ее глазах смерть. Максимально близко. Посмеяться над ее глупостью. И слабостью.
Руквуд, действительно, убил Тонкс. Поэтому и стал метаморфом.
Редкая врожденная способность Не всегда наследуемая. Иногда, в одном случае из ста, эта магия, словно волшебная палочка, выбирает победителя. То, что изменчиво снаружи, изменчиво и внутри. Руквуд хотел, чтобы она это поняла. За секунду до смерти. Он бы показал ей это. Обязательно. Поддавшись тщеславию. Но Гермиона оказалась умнее.
Она смотрит на него и не испытывает ничего. Ни жалости. Ни радости. Ни грусти. Даже ощущение свободы пропало. Испытывает только бесконечную усталость. И желание поскорее уйти отсюда.
Руквуд видит ее, прямую, тонкую, над собой и, отхаркиваясь свернувшейся кровью, хрипит, криво усмехаясь:
Так что меня выдало?
У Гермионы есть ответ. Это не чертово шумное "представление", устроенное ради забавы! И не голос. Не прикосновения.
Запах, говорит она.
Именно аромат, знакомый с детства, который невозможно ни подделать, ни воспроизвести, позволил Гермионе выжить. Руквуд не учел, что не только Амортенция хранит запах, его помнит и сердце.
Руквуд тяжело вздыхает в последний раз, его взгляд стекленеет, а тело вытягивается.
Вот теперь все кончено.
Она совершенно уверена.
Гермиона все еще смотрит на него. Не уходит. Не замечая, как в ярком блеске факелов ее волосы алеют.