* * *
Натянув носки, Панси тащится по коридору, стараясь не споткнуться о раскиданные вещи. Замечает в зеркале своё отражение Мерлиновы подштанники! От дождя прическа превратилась в гнездо, которое словно трепали бешеные гиппогрифы, и сейчас эта красота затмевает даже известные лохмы таких дам, как Гермиона Грейнджер и Беллатриса Лестрейндж, причем последняя после побега из Азкабана. Тушь потекла. А элегантное бальное черное платье доходит как раз до щиколоток оттуда уже начинаются те самые шерстяные носки колючие, заразы! Уизли гад!
Увидеть и умереть, констатирует Панси.
Попытки подправить макияж не увенчиваются успехом, а за прическу она даже не рискует браться. Тем более у Рона уже закипел чайник. А всю кухню заполнила громкая музыка.
Панси плюхается на табурет.
Одного понять не могу, чем ты Найтли прижала? спрашивает Уизли, выкладывая на тарелку помятые кексы.
Шантаж, угрюмо отвечает Паркинсон, ей до смерти надоело лгать. Тем более, похоже, Рону не имеет смысла врать он и так в курсе всех дел, ну или скоро будет в курсе. Пусть лучше узнает от неё.
Впечатляет. Надеюсь, ничего ужасного?
Обычные финансовые махинации в период правления Волдеморта, откусывает большой кусок неожиданно вкусного кекса Паркинсон. Кто-то сражался, а кто-то сейфы Гринготтса набивал.
У тебя совершенно нет принципов, Панси, Рон садится напротив и подпирает подбородок кулаком, задумчиво смотрит на неё.
Знаешь: на свете куда больше людей с принципами, чем без них. Непринципиальный человек это редкость, особенно, если он кому-то верен, так что цени.
Паркинсон делает большой глоток чая и улыбается сладкий. Она любит сладкий чай.
Неужели?
Так и есть. Вот ты если бы не был верен своим идеалам дружбы, отбил бы Грейнджер у Поттера в самом начале, ещё когда мы по лесам шатались, и получил бы то, что хотел.
Перестань! Рон мгновенно заливается краской.
А женщины, Уизли, они настойчивых любят. Чтобы между дружбой и любовью, любовью и долгом Родине мужчины всегда выбирали их. Чтобы раз и навсегда до самого гроба. Как в легендах, нелепых и не существовавших.
Тебя слушать противно, брезгливо говорит Рон.
Гриффиндорец, хмыкает Панси и тянется за очередным кексом.
А что же ты тогда за мной бегаешь, а Паркинсон?
Бьёт без промаха.
А я не принципиальная, кривит губы в усмешке Паркинсон. Кто поёт, опять твоя Смит?
Да. Эта песня называется «Pastime Paradise», машинально отвечает Уизли.
Своеобразный текст. Ладно, где у тебя пепельница?
А я не курю. И другим запрещаю делать это в моём доме, ехидно сообщает Рон.
Паркинсон едва удерживает рвущиеся с языка матерные ругательства.
Ну что ж, будем снимать стресс по-другому. Не откажите даме, господин Аврор.
Она тянется за поцелуем, но сама не целует.
Не принципиальная, говоришь, тихо говорит Рон и резко впечатывает её в стену так, что Панси ударяется затылком о какую-то полку, затыкает поцелуем рот.
Пока Уизли, путаясь в крючках и застежках, стягивает с неё платье, Паркинсон беззвучно и ликующе смеется, запрокинув голову, она добилась своего!
* * *
Панси идет по берегу Темзы. Февральский ветер треплет тёплый плащ, словно пытаясь своими ледяными когтями разорвать подол а потом и саму Панси. Она добилась, чего хотела. Прошло три месяца, а она до сих пор помнит быстрые, грубые поцелуи и феерический трах на полу захламленной чужой кухни. Рон Уизли и сам не походил на себя это она, Паркинсон, заразила его своей злостью, своей непринципиальностью.
Туман окутал Темзу. Хотя бы капельку солнца Ну хоть капельку! Панси запрокидывает голову к небу, отчаянно ища пусть самый маленький, но живой солнечный лучик. Сплошная серая мгла.
А потом, после того вечера, они расстались быстро и скомкано. И едва раскланивались в Министерстве. Панси курит последнюю сигарету. А вот Уизли не курит и, судя по всему, его раздражает запах табака. Ну и пусть! Пусть найдёт себе какую-нибудь правильную клушу
и дарит ей солнечные улыбки! А Паркинсон будет добиваться своего. Только чего? Ах, если бы она тогда на войне не растерялась, а наложила Круциатус на Уизли и смотрела бы, смотрела, как он кричит и стонет от невыносимой боли, повинуясь её волшебной палочке. Тогда бы Панси не влюбилась, тогда бы было всё иначе
Паркинсон вдруг расстегивает на себе плащ, одну из пуговиц выдирая с корнем. И подставляется ледяному ветру. Сырой туман пропитывает волосы и лижет лицо она сама, как этот туман. Раствориться бы в нём, сыром и мерзком. Там ей самое место! Недобрая, нелюбимая.
Недокуренная сигарета падает в лужу, и пачка, как назло, пуста! Панси судорожно хлопает себя по карманам, но там тоже ничего нет. Тогда Паркинсон принимается обыскивать мантию под плащом. Мантия старая, ещё летняя. Сигарет в ней нет, зато пальцы нащупывают странный круглый предмет. Панси вытаскивает и недоуменно разглядывает камешек с дырочкой посередине идиотский подарок Лавгуд. Паркинсон и забыла про этот хлам. Вертит камешек в руках. «Посмотри сквозь дырочку на солнце и загадай желание. Только самое тайное и заветное» Бред! Панси хочет выкинуть камешек в Темзу. Но тут сквозь туман пробивается слабенький, нелепый лучик солнца. Паркинсон изумленно вглядывается в небо. Глупости какие! Да и не будет толку для волшебства Ведьминого камешка от такого луча-задохлика.