Напряжённо застывшее тело смогло расслабиться только тогда, когда из спальни донёсся лёгкий напев и скрип качающейся колыбельки, означающий, что девушка и младенец, судя по всему, договорились.
10. Том
Том довольно быстро перестал чувствовать себя ребенком, но детский страх всё ещё скулил и протяжно выл зверем где-то на краю сознания. Страх смерти, разложения и, как следствие, забвения.
Том, достигший пятнадцатилетнего возраста, прятался в выступах коридоров, чтобы, вернувшись на астрономическую башню, смотреть на звезды. Тогда этот новый Том волшебник, отличник и староста думал, впиваясь взглядом в ночное небо: что есть смерть? И когда он видел смерть в пустоте космоса и чистой человеческой памяти, то страх возвращался вновь. Заливался воском в уши, заставляя проваливаться в звенящую пустоту, свинцовой тяжестью давил на грудь.
Пустота, страх, тлен. Том Реддл решил не умирать.
И его не сильно заботило, сколько для этого умрет других.
* * *
Лорд Волдеморт ненавидел имя Том. Настолько сильно, что трижды отрёкся от него. Первый и второй когда убил деда и отца, носивших его. Третий когда заставил всех забыть об этом имени. Так, промучившись в судорогах, Том Марволо Реддл умер, но родился Лорд Волдеморт. И все было прекрасно, если бы не одно «но». Точнее, целых два «но».
Первого человека звали Альбус Дамблдор, и Том ненавидел его так сильно, как только бы мог любить, если бы умел . Он всегда, даже теперь (как голос в его голове), говорил: «Том». И видел его настоящего, и не любил. Не помог. Не спас. От него самого.
Второй Джиневра Уизли. Она говорила ему: «Том», и тянулась, и впитывала, и любила, может. Но он и её предал и убил бы. Если бы успел.
Он сидит напротив неё, стул напротив стула. Снова эта игра в «гляделки». Лорд Волдеморт ненавидит себя так же сильно, как мог бы кого-нибудь любить, и не только потому, что не умеет, но и потому, что чувствует себя предателем. По отношению к ней, этой несносной Джинни, усилием воли удерживающей плечи в гордом развороте, когда хочется свернуться в гвоздь и стать мелкой пылинкой в его микрокосме.
Лорд Волдеморт в смятении и, кажется, больше не верит себе. Тому, что жив, драккл подери, вопреки всему. Лорд Волдеморт лишён таких чувств, как жалость или сочувствие. В нём течёт холодная кровь. И до этой секунды Тёмный Лорд считал это признаком своей уникальности и предметом гордости.
Тёмный Лорд разрывает мост легилименции. И встаёт с насиженного места. Девушка трёт виски, глаза её закрыты.
Он больше не спрашивает, зачем она здесь. Этого не описать словами, но он всё равно верит ей.
Безоговорочно. Нетипично. Очень уязвимо.
Он почти у выхода, но не может сделать и шагу. Её, наверно, пугает его нечеловеческое лицо, думает Лорд, так долго презиравший всё своё человеческое, слишком человеческое .
Вероятно тебя постигло разочарование, Лорд изо всех сил старается сдержать свои шипящие.
Почему? Джинни не может встать после сеанса легилименции. Кожа девушки сливается с белым цветом оконной рамы, которая распахнута рядом с её стулом. Она смотрит на него снизу вверх. Как и положено слуге.
Я уже вовсе не так красив, как в шестнадцать, слуге, но не ей. Лорд снова садится напротив, уступая почти детскому желанию глупо подтрунивать над ней.
Задавая себе бессмысленный вопрос: почему она не отворачивается?
Что если мыслить более обширными категориями, чем красота? Слабость и сила, например.
«Ты же не хочешь быть слабой, малышка Джинни?»
Глупая девчонка. Лорд всё равно улыбается краем губ и теперь уже уходит, легко притворив дверь волшебной палочкой.
* * *
Тёмный Лорд лежит в своей спальне под тяжёлым душным балдахином, но сна всё нет, и он гасит в себе сумасшедшие порывы сорвать докучливую тряпку и швырнуть в самый тёмный угол. У него так мало самообладания, что об это было разбито непозволительно много замечательных планов.
Вдох. Выдох. Слушает, как почти слышно трещит корка на ране, которая только при рождении звалась его сердцем. А потом только мишенью, принимающей всё новые и новые удары.
Может ли капля крови мальчишки Поттера разбить проклятие, на которое обречён Том Реддл самим фактом своего рождения? Он никогда на это не рассчитывал. Даже не думал об этом до этой минуты.
Лорд довольно долго чувствовал себя по-настоящему уникальным.
Но, подавляя собственное тщеславие, он всё-таки вынужден признать: симпатия, страсть, болезнь, имя которой любовь, в конце концов, не обходила никого стороной. Кто-то влюблялся, другой страдал от этого, третьи женились и некоторые даже становились счастливыми.
Но только не Том.
* * *
Несколько настойчивых постукиваний выводят Джинни из задумчивости. Мадам Малкин, появившаяся на пороге комнаты, повергает Джинни в лёгкий ступор. На лице у модистки написано плохо скрываемое презрение, а ещё страх. Тяжёлый, липкий страх запуганной женщины проникает в лёгкие Джинни, сгущая серый свет пасмурного дня ещё сильнее.