Ты открыла в себе состояние, до которого мог довести тебя только он. Это состояние перед самым твоим оргазмом, когда ты готова абсолютно на все. Будучи заведенной до предела, но не получив разрядки, ты переставала себя контролировать. Ты умоляла его, называла по имени, целовала его руки и ноги, терлась о него, словно кошка, шепча, как же ты любишь его пальцы, его волосы, его глаза. Чем дольше он мог продержать тебя в этом состоянии, тем сложнее ему самому было сдерживаться. Бывало, он кончал первым и лишь после того, как ты слизывала с паркета последние капли его остывшей спермы, он доводил до логической разрядки и тебя. Чем дольше он мог продержать тебя в этом состоянии, тем сильнее была истерика после того, как ты кончала. Ты плакала от того, что эмоции, желания и чувства переполняли. Ты сжималась на полу и громко всхлипывала, пытаясь успокоиться после того противоречивого наслаждения, которое только что получила. Это было неправильно, но это было настолько хорошо, настолько блядски восхитительно, что ты не могла отказаться от ваших встреч снова и снова.
О Драко
Он был коллекционером. Да, в каком-то роде он действительно им был. Только коллекционировал он не книги, не картины Хотя, если подумать, экспонаты из его коллекции в кой-то мере тоже были предметами искусства. Он коллекционировал женщин.
Он не делил их по классам или разделам. У них не было какой-то общей черты, но у всех было то, что их объединяло, они должны были цеплять. Цеплять как книга, которая не только заинтересовала, но, зацепив, стала «твоей» книгой, как песня, которая о тебе. Но женщина она порой сложнее книги, если она цепляет, то это пока полдела, нужно еще сделать ее своей. И тут-то во всей красе появлялся наш коллекционер, мастер своего дела: всегда шикарен, всегда идеален.
Развратные, умные, полные, но интересные, глупые, но красивые, добрые, стервозные, шикарные все со своими достоинствами и недостатками, с теми цепляющими особенностями. Все они были в его коллекции, а, стало быть, и в постели. Но секс был стимулом лишь в самом начале, позже он открыл и некие духовные бонусы Обожание, контроль, приручение и воспитание, право менять все это отличает коллекционера от обычного бабника. Приручив, войдя в доверие своей новой женщины, ты получаешь ее интерес, ее обожание, ее страсть, ее тело, а иногда даже ее душу и ее любовь. Причем вершина искусства обладания в том, что ты имеешь ее, а она тебя нет. Он ничего не был им должен, он знал о них все и в любой момент мог играть своими экспонатами, те же знали лишь то, что он сам позволял им узнать, видели то, что он хотел показать, и так, как он этого хотел. Все они послушно дожидались его на своих, хорошо известных ему местах, но ни одна не могла контролировать его или чего-либо требовать. Он крючком легко входил в их сердца, а уж вырвать этот крюк оттуда можно было только с плотью.
Он жил так уже давно и с головой втянулся в такой образ жизни; порою его захватывал не результат и не сладость обладания новым увлечением, а сам процесс его заполучения. Все это уламывание: произвести впечатление, заинтересовать, втереться в доверие, заполучить. Все эти чувства были его эйфорией, его наркотиком. Он жил из расчета, что он нужен своим женщинам, что он делает их счастливыми, пусть лишь иногда; он жил тем, что был им нужен. Его женитьба ничего не значила. Порою было сложно вести несколько не связанных друг с другом жизней, но иначе он уже не мог. Дома в Меноре он был любящим сыном и внимательным мужем. В своей съемной квартире мог быть кутилой, гулящим пьяным молодым мужчиной, а иногда жестким палачом и мучителем.
И вот однажды, вполне случайно у него появилась и ОНА. Кто знает, чем именно она его зацепила: возможно тем, что еще с Хогвартса в порыве особой злости он представлял, как ебя, наказывает грязную суку, а возможно, желанием подчиняться в блеске повзрослевших уже глаз.
Он мнил себя если не богом, то как минимум хозяином, кукловодом, но со всеми этими правильными, шикарными и блудливыми нужно было тайком исполнять эту роль, подсаживать на себя, как на кокс, сначала маленькими дозами и сильными приходами, а уже потом удерживать ломкой.
Грейнджер же была скучающей наркоманкой на более легком наркотике. Ее глаза обещали осознанное сложение воли к его ногам, и поначалу именно это цепляло.
Быть богом это заманчиво, но быть богом, в веру которого добровольно и осознанно обращаются, вот это подкупает. Но со временем он стал понимать, что процесс подсаживания на себя может оказаться сложнее прежнего.
Он был ее Человеком, она его Кошкой. Он приручил ее (настолько, насколько возможно приручить кошку). Но ее постоянным наркотиком был ее Кот. И она была ему верна морально, пусть уже и не ждала клевых приходов, как в самом начале. Малфой убеждал ее в том, что с ним, более сильным, более властным и более опытным, ее ждут эйфория и потеря скуки, что не дает ей жить. Грейнджер верила ему, но также осознавала, что со временем эйфорию сменит ломка гораздо сильнее теперешней и что вернуться назад к Рону она уже не сможет. И именно тут случилось столкновение их интересов